– Тебе какая нравится?

Косте нравились обе, но он побоялся признаться в этом. Поэтому сказал:

– Рыжая.

– Рыжей здесь нет, – усмехнулся Бараско, который все-все понимал в этой жизни, но ничего не объяснял.

– Тогда я выберу блондинку.

– Блондинка улыбнулась мне. Возьми брюнетку. Не прогадаешь.

– Хорошо, – согласился Костя и с облегчением вздохнул, потому что Завета ему понравилась с первого взгляда.

– Милый, – сказала она, приблизив губы к его уху, – я ласковая, как котенок.

От этих слов сердце у него упало куда-то в пятки, для храбрости он выпил на голодный желудок рюмку водки и впервые понял, какой она может быть вкусной. Водка «пошла», как вода в пустыне, и ему казалось, что нет ничего приятнее этого благородного напитка. А потом он ел шашлык с зеленью, с острой приправой и слушал, как бармен за стойкой цокает языком:

– Вай-вай, какой хароший вечер! Панымаешь?!

Народа прибавилось, появились странные фигуры, и все-все они знали Бараско и кричали:

– Привет, друг!

– Здравствуй, генацвале!

– Здравствуй, Штопор! – отвечал Бараско.

– Здравствуй, Хемуль!

– Как дела Гурам?

– Лунин, с меня пол-литра!

– Да помню, помню.

– Салют, Лемур!

Потом все встали и выпили за Купреянова, который попал в проплешину, а что в ней было на самом деле, никто не знал. Может, «аттракт», может, «ведьмин студень», а может, что-нибудь новенькое. Никто ведь не проверял. Остались от Купреянова только одни черные сосульки – как говорят сталкеры, и брызги. От человека всегда много брызг остается.

Через полчаса все сталкеры казались Косте прекрасными людьми, и он даже простил Бараско, который обнимал свою блондинку и совершенно не пьянел.

– Не пей много, милый, – сказала ему на ухо Завета и покачала головой. – Все равно тебе за ним не угнаться.

– За кем? – спросил он и, набравшись храбрости, обнял ее за талию.

Кожа у нее оказалась нежная, как бархат. А еще он страшно хотел утонуть в ее волосах.

– За кем? – удивилась она и сотворила с ним одними глазами такой фокус, от которого у него сладко ёкнуло сердце. – За Редом Бараско – черным сталкером!

– Он черный сталкер?! – несказанно удивился Костя.

– Да, Ред Бараско – черный сталкер. Он здесь первый парень на деревне.

Костя хотел сказать, что знает его как полицая, но на всякий случай промолчал. Мало ли что. Кто-то ему рассказывал, что черный сталкер вечен, что он арестант, несчастный человек, бродящий из Зоны в Зону, что он меняет имена, что у него больная дочь Мартышка, что он всю жизнь ищет для нее лекарство, но не может найти, и как только найдет это лекарство, будто бы все Зоны закроются. «Это сенсация, – понял Костя. – Эх, связаться бы с редакцией. Такой материал пропадает. Такой материал!»

– Костя, вставай! Вставай быстрее! – Бараско тряс его за вихры. – Слышишь?!

Костя поднял голову и тут же уронил ее на подушку. Смятые простыни, голое женское тело. И вообще, какая-то странная комната без окон, но с единственной голой лампочкой под потолком.

– Где я?.. – простонал он.

– Давай! Давай! – тормошил его Бараско. – Опохмеляйся, и уходим. У нас одна минута.

– А что случилось? – спросил Костя заплетающимся языком, ловя губами горлышко бутылки, из которого лезла непокорная пена.

– Шмон! Шмон! – быстро объяснил Бараско, суя ему одновременно одежду и автомат.

Женское тело рядом с Костей встрепенулось.

– Мальчики, дайте и мне…

Завета сделала большой глоток и стала торопливо одеваться, никого не стесняясь. У нее были большие черные соски. Косте почему-то было стыдно смотреть в ее сторону, пока она не прикрылась.

– Мальчики, я с вами!

Только тогда Костя сообразил, что шмон – это, действительно, серьезно. Через мгновение он уже прыгал на одной ноге, стараясь второй попасть в штанину. А рубашку и ватник надевал уже на ходу. Потом они убегали, но не наверх, а вниз, в бар. Где-то наверху слышались грубые голоса и крики:

– Эй, дарагой, падажды!

– Да здесь они, здесь! Я задом чую!

– Пацану голову отражу и принэсу Сэдоровичу!

– Нет, мошонку выдернем! – веселился кто-то, похоже, Лемур.

От преследователей их отделяли всего лишь пара лестничных пролетов. Бряцало оружие, гремели сапоги. Перепуганный официант уже ждал с распахнутой дверью.

– Прямо и налево, а потом направо. Но в первый люк не суйтесь, а бегите к последнему.

Наступила тишина. Только их шаги раздавались в гулком коридоре. Где-то лилась вода, и далеко- далеко, казалось, звенел комар.

Костю отчаянно тошнило. Пару раз он пытался освободить желудок, но в нем ничего не было. Бараско не ждал. Он уходил все дальше и дальше. Только все понимающая Завета возилась с ним. Из его молодого организма лился лишь один желудочный сок.

– Ну давай, дружок, ну давай быстрее!!! Давай автоматик, давай!

Но Костя автомата не отдавал, а твердил:

– Не надо… не надо… я сам.

Ему было стыдно, что с ним возятся, как с маленьким больным ребенком.

Неожиданно потянуло сквозняком, и тогда он сгруппировался и побежал, правда, его мотало от стены к стене. Бараско терпеливо их ждал у самого последнего люка.

Они поднялись на один этаж и побежали снова. На развилке Завета вдруг остановилась:

– Я пришла, – она показала в сторону коридора, убегающего в темноту. – Там мой дом…

– Прощайтесь быстрее, – сказал Бараско, потому что Костя счел нужным расстаться с Заветой по всем правилам любовного этикета, то есть обнимался, целовался, и прочие романтические штучки, к которым привык в своей Москве и которые Бараско считал телячьими нежностями.

– Ну все, все! – она оттолкнула его, косо взглянув на злое лицо Бараско.

– Мы еще увидимся? – спросил он, как показалось ему, очень пошло и банально, к тому же мешал Бараско.

– Не знаю, – сказала она, все больше раздражаясь. – Иди же, иди!

Костя, оглядываясь, поплелся за Бараско. Сердце его разрывалось на части. Ему казалось, что все кончено, что у него никогда не будет такой женщины, как Завета, что только с ней он может испытывать бесконечное счастье и блаженство.

– А ну, давай, колись! – вдруг сказал Бараско, когда они отошли с десяток шагов и остановились под фонарем.

– В смысле? – переспросил Костя.

– Как ты думаешь, почему они за нами гонятся?

– Понятия не имею! – позволил он себе чуть-чуть дерзости.

– Я имею! – одернул его Бараско. – А ну подними руки!

– Зачем? – удивился Костя.

– Ну подними, подними!

Пришлось Косте подчиниться. Рука Бараско уверенно полезла в правый карман телогрейки и