Только выходит у нас неуклюже и пошло, мы утратили ритуальные навыки, полагаемся на пьянку, поубивали друг в друге богов и мстительно воем от боли. Я содрогнулся от этой жуткой картины.

— Да уж, — сказал Абт. — Плоховато ей.

Мне полегчало от того, что он смотрит на все так же, как я.

— Только зря она себе позволяет… — Торопливый топоток близился к кухне. — Есть в конце концов такие вещи, как… — Но снова он не кончил фразу. Вошла Минна в сопровождении Джорджа.

— Интересно, и какие же вещи?

— Это ты голосила? — спросил Абт.

— Я не голосила. Отойди-ка от холодильника. Мы с Джорджем пришли за льдом. И почему, спрашивается, вы затаились на кухне? Между прочим, у нас званый вечер. Эта парочка, — сказала она Джорджу, — вечно прячется по углам. Этот вот, в костюме гробовщика, и этот… круги под глазами. Как заговорщики. — И, шатаясь, вышла. Джордж с вытянутой, осуждающей физиономией потащил за ней вазу со льдом.

Абт сказал:

— Хозяйка веселится на всю катушку, а?

— Гарри что, тоже надрался? Да что там у них?

— Может, чуть и перебрал. Но, между прочим, он знает, что делает. Э, да какое нам дело…

— Я думал, у них все хорошо.

— Какие-то трения. Но — ах! — тут он скроил гримасу. — Все это довольно неаппетитно.

Я поддакнул:

— Уж конечно.

— И с меня на сегодня хватит. Эти штучки с поэмой Джорджа…

— А-а, ну да.

— Лучше от греха подальше.

Я совсем сник. Голос у Абта и лицо были ужасно несчастные. Не то чтобы он редко бывал несчастным, скорей наоборот. Но сегодня его обычный коктейль натужного веселья с желчью как-то больше горчил. Я это заметил сразу, и хоть хохотал, но, между проним, поежился, когда он размечтался насчет ножа в груди доктора Руда. Я вздохнул. Конечно, он до сих пор влюблен в Минну. Или, может, точнее сказать — так и не оправился от разочарования? Но не только в этом дело, я понял его глубинное недовольство, которое не покрыть простыми терминами — «разочарованье», «любовь». Более того, я и на себя разозлился, потому что мне, в глубине души, поднадоела несчастность Абта, поднадоело наблюдать, как он снова и снова собирает для нее все силы, как выдохшийся, но опытный боксер. Я мобилизовал все свое сочувствие. Ему же плохо, в конце концов, правда?

Мы возвращаемся в гостиную. Айва сидит со Стилманом у пианино. Наконец являются Серватиус и Хилда Хилман. Танцуют. Она склоняет лицо к нему на грудь. Переступают медленно, прижимаются друг к другу.

— Дивная парочка, а? — говорит Минна. Она стоит за нами. Мы испуганно оглядываемся.

— Да, а что? — говорит она. — Гарри танцевать умеет. И она ничего.

— Мы не отвечаем. — Эх вы, рыбы холодные. — Пошла было прочь, передумала.

— И нечего нос задирать. Гарри-то мужчина, а ты кто? Да и ты тоже.

— Минна, — говорю я.

— Сам ты Минна. Мы отворачиваемся.

— Дела все хуже и хуже, — говорю я, чтобы что-то сказать. — Надо сматываться. — Абт молчит.

Я говорю Айве, что иду за ее пальто.

— Ну, зачем? — говорит она. — Мне пока не хочется уходить. — И считает, что вопрос исчерпан. Спокойно озирается в приятном подпитии. Я не отступаю:

— Поздно уже.

— Не разбивайте компанию, — говорит Стилман. — Немножко еще посидите. Красный, во весь рот улыбаясь, на нас надвигается Джек Брилл. Говорит Абту:

— Моррис, Минна тебя ищет.

— Меня? Что ей надо?

— Спроси что-нибудь полегче. Только уж точно — свое она получит.

— Моррис! Моррис!

— Я же говорил! Вот она собственной персоной, — говорит Брилл.

— Моррис, — говорит Минна, сжав его плечо. — Я хочу, чтобы ты что-нибудь сделал ради общества. Надо что-то предпринять, все совершенно окислились.

— Боюсь, я не могу тебе помочь.

— Нет, можешь. У меня гениальная идея.

Никто не смеет спросить, в чем эта идея заключается. Насладясь всеобщим смятением, Джек Брилл произносит:

— И что за идея, Минна?

— Сейчас Моррис кого-нибудь загипнотизирует.

— Ошибаешься, — говорит Абт. — Я это бросил. Пусть кто-нибудь другой оживляет твое общество. — Ледяным тоном, отводя от нее глаза. — Идея неудачная, Минна, — вставляю я.

— Вот и нет. Чудная идея. А ты не суйся, куда тебя не просят.

— Брось, Минна, — говорит Джордж Хейза. — Это никому не интересно.

— Ты тоже умолкни, Джордж. Моррис, — улещает она, — я же знаю, ты просто злишься. Ну пожалуйста, ну один разок. Если сидеть сложа руки, они все сейчас по домам разбегутся.

— Но я забыл. У меня ничего не получится. Сто лет не практиковался.

— Ах, ничего ты не забыл. Все ты можешь. У тебя такая сильная воля.

— Отвяжись от него, Минна, — говорю я.

— Она своего добьется, — хмыкает Джек Брилл. — Вот увидите.

— Ты сам ее подначиваешь, — одергиваю я строго.

— Ее не требуется подначивать. Уж мое-то дело десятое. — Он еще улыбается, но За улыбкой сквозит обида, и напряжение, и холодность. — Просто забавно наблюдать, как она добивается своего.

— Моррис, ну!

— Пусть кто-нибудь другой развлекает публику. Например, Майрон.

— Майрон? Да он ни на что не способен!

— И слава богу, — говорит Майрон.

— Только вот кого бы тебе подыскать для опыта?;

— Зря не трудись.

Она проходится по клавишам:

— Внимание! — Серватиус и Хилда не прерывают танца. — Моррису нужен кто-нибудь. Он собирается гипнотизировать. Джуди, ты как? — Джуди — та девица с очкариком. — Нет? Боишься себя выдать? Да, тут отвага нужна. Стилман, а ты как? Нет, эти люди против. Может, кто-нибудь сам вызовется? — Добровольцев нет. — Сплошные зануды.

Я говорю:

— Никого это не увлекает. Так что сама понимаешь…

— Ну что ж, значит, гипнотизируй меня. — Она поворачивается к Абту.

— Глупейшая мысль, — говорит Джордж.

— Почему, интересно, он не может меня гипнотизировать?

Мы ждем, что скажет Абт. Пока непонятно, что он намерен делать. Он смотрит на нее, вздернув брови, застланным, загадочным взглядом доктора, когда тот томит профана, соображая, как понятней ответить ему на дурацкий вопрос. Глухой верхний свет обращает его лицо в силуэт из грубой бумаги, пересеченный черной прямой прядью и хитро замятый у виска.

— Вот посмотришь, — дышит мне в ухо Джек Брилл, — она его достанет.

— Ну да! Ни за что! Абт мешкает.

— Ну? — говорит Минна.

— Ладно, — говорит Абт. — Подумаешь, дело большое…