поручения. Помогаю находить особенные вещицы, понимаешь? И что может быть лучшего для твоего покорного слуги Псалтыря-карманника, чего ему еще желать от жизни?
Он встал и отошел к стене, к одной из витрин с антиквариатом. Распахнул дверцу и достал графин, наполнил бокалы, протянул один Калебу.
— Залпом, — посоветовал он. — Только тихо.
Калеб осушил протянутый бокал. Горло моментально обожгло одновременно и жаром, и холодом — ужасное ощущение. Юноша едва не поперхнулся и закашлялся.
— Я же просил тихо! — Псалтырь забрал стакан у приятеля. — Это его лучший бренди.
Сверху послышался какой-то шум, шарканье шагов над головой.
— Ну вот, мы его всполошили.
После бренди все тело Калеба обдало жаром.
— Кого? — спросил он.
— Да коллекционера же, моего босса, — объяснил Псалтырь, кивая на потолок.
Буквально через минуту дверь распахнулась, и в гостиную вошел Уильям Лейтон.
— Так-так, мистер Маккредди, что ж это вы шумите? Известно ли вам, который час?
Псалтырь встал и расплылся в своей фирменной обаятельной улыбке.
— Простите, я же только что вернулся из полицейского участка! Вот, привел нашего беднягу, мистер Лейтон.
Лейтон прошел в середину комнаты. На нем был темный жилет и белая рубашка с пышными рукавами, высокий воротничок и широкий белый галстук. Некогда темные волосы припорошила седина; хозяин дома предпочитал носить длинные баки. Он уставился на Калеба сквозь очки в золотой оправе.
— Отчего, задаю я себе вопрос, отчего этому относительно респектабельному молодому человеку понадобилась помощь таких бездельников, как мы с тобой, Иафет? — добродушно промолвил он, подходя к газовой лампе и чиркая спичкой. Комната осветилась мягким зеленоватым светом. — Смотрю, вы приобщились к бренди, — продолжал Лейтон, кивая на графин на полочке.
— Простите, мистер Уильям, я боялся, он лишится чувств, — объяснил Псалтырь.
— Расскажите мне, что с вами случилось, — негромко предложил мистер Уильям.
И Калеб рассказал.
В пересказе все события звучали до ужаса достоверно, и правдивость этой реальности внезапно снова потрясла юношу, как будто удар молотком в живот. Калеб бессильно откинулся на софу.
— Налейте ему еще, мистер Маккредди.
После одного-двух глотков бренди Калеб сел прямее.
— Меня обвинили в убийстве те, кто его убил! Теперь везде висят плакаты «Разыскивается» с описанием, достаточно похожим на меня.
— Точно, — подтвердил Псалтырь. — Я видал один в участке в Фаррингдоне.
— Обвинение в убийстве — дело серьезное в этом городе, дело, я хочу сказать, дорогостоящее. Пока что лучше вам побыть здесь, с нами. Интересно, все это очень интересно… — пробормотал Лейтон.
— Спасибо, что спасли меня, — поблагодарил Калеб.
— Я могу на кое-кого надавить, если нужно, — отозвался Лейтон. — Могу кое-кого подмазать, если что. Псалтырь мне рассказал о твоих обстоятельствах, и у нас родился планчик. Я вполне понимаю, что это значит — потерять друзей, оказаться в одиночестве в этом городе и какой это, должно быть, ужас для тебя…
Калеб запер дверь спальни и испустил глубокий вздох. Было поздно, в окнах темно. Он смотрел на крыши, на нависающий церковный шпиль и думал: «Я его никогда не найду. Папа теперь мертвый, холодный, как вот это стекло». Он просунул голову за ситцевую занавеску. Какой-то оборванец медленно брел по улице, спрятав голову под накидку из грубой дерюги. Он удалялся прочь, даже ни разу не оглянувшись на дом.
Над очагом горел ночник. Калеб забрался в постель.
Не спалось. Он лежал и рассматривал мерцающие тени, скользившие под низким потолком туда-сюда. Ему чудилась толпа оборванцев. Так ясно видел он мысленным взором, как они собираются на улице, под окнами, и лица их скрыты: у одних — под накидками и капюшонами, у других — под масками смерти, вроде той, которую недавно надевал сам Калеб. Ему слышалось, как оборванцы шепчутся, что-то замышляют.
Он встал с постели и снова выглянул в окно, посмотрел на пустынную улицу. В доме напротив горел свет, и больше нигде ничего; лишь влажные булыжники мостовой, да тающие клочья тумана.
Юноша снова улегся в постель и лежал, вслушиваясь в скрипы и шорохи дома. Заставил себя закрыть глаза и тут же увидел лицо отца, отчетливо услышал его приказ: «Беги!»
Он пытался считать про себя: «Раз, одна тысяча, два, одна тысяча, три, одна тысяча», отсчитывая точные секунды, как учили. В конце концов он сбился со счета, задремал и увидел очень яркий сон: он медленно падал, дирижабль гнался за ним, а потом он упал на крутые ступени в какой-то высокой башне и припустил бегом, все вниз, все вниз, по спиральной лестнице, испытывая тошноту от ужаса, и, наконец, достиг мощеной улицы, и помчался еще быстрее, так быстро, как никогда в жизни не бегал. Он убегал от луны, от огромного, бледного, костлявого, похожего на череп лунного лица. Клочья тумана развевались вокруг луны, точно плащ разбойника с большой дороги. Луна, осклабившись, мчалась за ним над мостовой, низко и быстро.
ГЛАВА 32
Инспектор Лестрейд в сопровождении двух патрульных Корпорации взбирался по ступенькам штаб- квартиры «Баксоленда». Ночной портье выпрямился по струнке и, едва завидев гостя, с напускной искренностью отдал честь. Инспектор стремительно преодолел центральную лестницу и направился прямиком в кабинет Абеля Баксоленда. Патрульным он жестом велел подождать снаружи, а сам распахнул двустворчатую дверь и вошел.
Мистер Баксоленд пристроился на верхушке крутой стремянки и осматривал свой миниатюрный город. В помещении было почти совсем темно, не считая крошечных лампочек и огоньков, мигавших в недрах распростершейся на полу модели.
Двери отворились и со стуком захлопнулись; хозяин обернулся ко входу.
— Ну что? — вопросил он.
— Добрый вечер, Абель, — произнес Лестрейд. — Докладываю: мы были правы. Труп оказался телом доктора Малхерна. Мой человек подтвердил. Он водил на опознание личную знакомую Джека.
Баксоленд, сидя на стремянке, разглядывал с высоты свой город: крошечные дирижабли, мерцающие над улицами, модельки паровозов, с пыхтением двигающиеся по железнодорожным путям.
— Боюсь, что местная полиция опередила вашего человека, — грустно отозвался Баксоленд. — Посмотрите у меня на столе.
Лестрейд обогнул огромную модель города и оказался возле стола хозяина кабинета. Здесь горела масляная лампа, освещая стопку корреспонденции. На самом верху лежал вскрытый коричневый конверт.
— Внутри смотрите, — объяснил Баксоленд.
Внутри обнаружилась официальная фотография арестованного, сделанная в полицейском участке, и рапорт.
— Внимательно смотрите, — велел Баксоленд.
— «Номер 19248, — инспектор зачитал вслух. — Вор-карманник, признался, задержан в омнибусе при попытке ограбления».
— Он назвался дежурному клерку.
— Понятно, понятно, тут все написано… Ах, вот оно что! «Фамилия: Браун; имя: Калеб».
— Фамилия Браун; имя Калеб. Да-да, тот самый. Ваш человек пытается отыскать мальчишку и отца, а тут, смотрите-ка, местные изловили одного из них и усадили перед фотокамерой в полицейском участке.
