рецензий, ее длинные ноги, бесконечно длинные, как в одном из фильмов Берта Рэйнолдса, где она играла девушку по вызову, ее грудь и даже ее затвердевшие соски – я помню их по крупному плану в «Белой леди», а ведь она не пользуется дублершами. Она натягивает шорты и стоит обнаженная до пояса. Она стоит так довольно долго, давая мне разглядеть себя, потом отворачивается и надевает бюстгальтер и рубашку.

Я выхожу на улицу молча, с мрачным видом, и мы стартуем. Я не собираюсь давать ей поблажек, но она бежит довольно быстро. И мне не удается ее обогнать. Она легкая и гибкая, я же двигаюсь как бульдозер. Однако я смогу ее обуздать, когда она устанет. Уже через милю с меня начинает течь пот. Через две мне становится совсем хорошо. Я даже обгоняю Мэгги. Перед глазами снова начинают возникать картинки. Не забывайте, что Вьетнам – это не только война. Это Азия. Как в фильмах, которые я видел в детстве. Экзотика. Особенно для ребенка, выросшего в долине Огайо и не видевшего ничего, кроме грязных и покрытых копотью славян, поляков и венгров, работавших в шахтах и пивших дешевое пиво. Пьяные, они возвращались домой и били своих домочадцев. Потом просыпались с больной головой и ноющими от тяжелого труда суставами и начинали все сначала. Деревянные домики, крытые толем.

Там тоже жили красивые девушки, но они не походили на тех, кого мы видели в кино. Да и будь У нас деньги, разве могли мы их куда-нибудь пригласить? Разве что выпить пива в ближайший бар. Или на заднее сиденье машины, где приходилось бороться с их поясами и страхом забеременеть. Отрыжка» отдающая пивом и дешевым виски. Когда мне исполнилось тринадцать или двенадцати отец отвел меня к проститутке. Достаточно старой, чтобы соглашаться на все. Я же тогда был настолько юн, что она казалась мне уродиной. Она жила над баром Свота Салливана. Отец сидит внизу и пьет пиво, пока я наверху. У него хорошее настроение. Он покупает пиво всем своим друзьям, чтобы они выпили за его сына, который трахает первую в своей жизни проститутку. И тут ему не хватает денег. Поэтому, когда она спускается, чтобы получить свою плату, все уже отдано бармену. И между ними начинается драка.

Десантные войска оказались для меня спасением. По сравнению с домом жизнь в армии внушала оптимизм. По крайней мере, мы считали, что во Вьетнаме можно будет прославиться.

Бег в полной экипировке. За спиной рюкзак весом в пятьдесят шесть фунтов. Военные ботинки. и М-16. Бег через силу, когда преодолеваешь боль. Бег до состояния полного бесчувствия. Лопаются мозоли. Под мышками выступает сыпь. Спина и плечи стерты лямками до крови. От винтовки болят руки. И все равно ощущаешь себя чертовски хорошо. Мы чувствуем себя молодыми жеребцами. Сильными и крепкими. И мы бежим, бежим и бежим вперед.

Во Вьетнаме было здорово. Экзотика. Красивые женщины. Такие же, каких мы видели на экране в долине Огайо. Мы называли их подстилками и деревенщиной, насиловали их, покупали и убивали. Но стоило от этого отвлечься, и ты понимал, что это настоящие красавицы. Мне помог в этом Престон Гриффит. В пороховом дыму среди ночных вылазок и убийств он объяснил мне: «Они – люди, Джо. Ты думаешь, какая- нибудь большеглазая блондинка будет лучше того, что ты имеешь сейчас? Ты идиот, Джо. Проснись и посмотри вокруг». Грифф любил поесть. Лимонная трава – вот запах Вьетнама. Он курил марихуану для аппетита и опиум – для хорошего сна. Улицы, заполненные солдатами, калеками и проститутками. «Разве мы оказались бы здесь, если бы не война, – говорил он, сидя в кафе „Гасконь', где на стене был Д'Артаньян, срисованный каким-то вьетнамцем из книжки, и попивая кофе. – Только война создает такую неразбериху. Можно сбежать в Бангкок или Рангун, и нас никогда не найдут». Как же, держи карман шире – еще как найдут!

– Нет, Грифф, война не создает неразберихи, – отвечаю я как вышколенный жеребец-десантник. – Война – это веселье. Смерть придает перспективу жизни.

– Ты в кого-нибудь влюблялся? – ниоткуда раздается голос Мэгги. Он доносится из настоящего. С пляжа.

Я молчу и лишь отмечаю про себя, что она не отстает.

– Влюблялся? – только это она может из себя выдавить после такого бега.

– Кроме тебя?

– А меня ты любишь?

Я продолжаю бежать. Что я могу ей ответить? Естественно. Само собой разумеется. Безусловно.

– Да пошла ты!

– Прости, – отвечает она и начинает сбавлять темп. Я продолжаю пилить вперед. Если не может бежать рядом, пусть не бежит. Я возвращаюсь обратно в кафе, где мы сидим с Гриффом и, как французы, наблюдаем за сельской жизнью. Естественно, как вооруженные французы. Cafe filtre, baguettes.

– А как же Джои? – спрашивает он.

Джо и Джои. Мы вместе поступили в десантные войска. Мне было шестнадцать, Джои – семнадцать, почти восемнадцать. Мы солгали. А они не стали проверять. Он умер. А я остался в живых.

– Да пошел ты, Грифф!

– В чем дело, вояка?

– Не надо об этом.

– Почему? Это ведь не я его убил.

– Я ухожу, – говорю я.

– Да брось ты.

– Тогда не вспоминай о Джои.

– Почему?

– Потому что мы с ним родня.

– Чушь собачья! Я видел твое дело. У тебя нет родных, Джозеф Броз. Отчасти за это мы тебя и любим.

– Ты становишься наркоманом, Грифф.

– Пошли к мадам Тиу. У нее появились новые девочки. Счастливые и нежные камбоджийки.

– Кому потребовалось бежать из Камбоджи во Вьетнам?

– А кому потребовалось продавать камбоджиек, когда вокруг столько вьетнамок? Просто они мало чем отличаются друг от друга. Они совсем не похожи на большеглазых блондинок. Но разница все-таки есть. Правда, для того чтобы ее определить, требуется истинный знаток.

– А мне казалось, у тебя есть подружка. Журналистка.

– Знаешь, по-моему, я никогда не смогу вернуться к западным женщинам. Они хотят только брать. Они все время создают конфликты. Восточные женщины – истинные конфуцианки и считают мужчин выше себя. С этим западная женщина никогда не согласится. Но если у мужчины есть выбор между женщиной, которая смотрит на него снизу вверх, и женщиной, которая при малейшей возможности старается его опустить, он будет полным идиотом, если выберет вторую. Однако я рад, что моя сестра родилась в Бостоне и уехала в Рэдклиф, а не в Дананг с перспективой оказаться у мадам Тиу. И если ее мужу нравится, что сразу после занятия сексом она несется в душ, чтобы смыть с себя все воспоминания о нем, то это его личное дело и меня ни в коей мере не касается. Да благословит их Господь.

– Мы ведь терпим поражение?

– Конечно. Мы проиграем эту войну. И ты это прекрасно знаешь. Ты знал это еще тогда, когда был новобранцем, И при этом ты все равно рвешься убивать.

– Это моя обязанность, – отвечаю я. – Если ты мне предложишь другую работу, может, я тогда подумаю.

– А война – это хорошая работа, Джо?

– Да, самая лучшая, Грифф.

Он бросает на стол бумажные оккупационные деньги. Официант явно ожидал настоящих. Чего угодно, только не оккупационных бумажек. Однако он не произносит ни слова.

– Пошли к мадам Тиу. Посмотрим ее новых камбоджиек. Им негде жить, их дом разбомбили. И они счастливы, что нашли работу. Возьмем по две на каждого. Положим на пол и оттрахаем по очереди. Пошли.

Но я, подумав, говорю «нет».

– Пойдешь к Дао?

– Да, – отвечаю я.

– Ты упускаешь реальные возможности, Джо. Когда ты вернешься в Штаты, а тебе туда придется вернуться, если ты останешься в живых, потому что мы проиграли войну и скоро нас отсюда выпрут, так