В том, как он приглашал ее на прогулки по саду и окрестностям, не было ничего похожего на влюбленность. В конюшне они говорили о лошадях, и Бет брала у него уроки верховой езды, но он даже не делал попыток за ней ухаживать. Бет была тронута, когда узнала, что маркиз заблаговременно выбрал для нее лошадь и отправил ее в Хартуэлл, где она и дожидалась их прибытия. Гнедой в яблоках мерин с женской кличкой Стелла оказался смирным и добродушным на вид.

В шесть часов вечера они съели вкусный, но без всяких изысков обед в одной из столовых. Горничная сразу принесла все блюда, включая холодный десерт, и оставила их одних. Бет подумала о том, что впервые нормально обедает с тех пор, как покинула Челтнем, но решила не делиться своими впечатлениями с маркизом. Разумнее было не давать поводов к ненужным дискуссиям.

Заключив мирное соглашение, они проводили много времени вдвоем, играя в карты или рассуждая о поэзии. Бет даже музицировала для него, хотя прекрасно понимала, что ее игру на пианино можно назвать сносной, но уж никак не талантливой.

При поверхностном взгляде их совместные вечера могли сойти за идиллическую картинку, но нервы Бет были натянуты до предела, как струны инструмента, на котором она играла.

Часто она просто не выдерживала этого напряжения и, извинившись, отправлялась к себе. Он тоже поднимался с места. Она в тревоге устремляла на него глаза. Но маркиз неизменно провожал ее до двери, целовал руку и желал спокойной ночи.

Ее так и подмывало напрямик спросить своего мужа о его намерениях. Она лежала в темноте без сна и прислушивалась, не повернется ли ручка двери, соединяющей их спальни. Она не могла точно сказать, с каким чувством встретила бы появление мужа — со страхом или с облегчением, — но часы на стене неумолимо отсчитывали минуты, и в конце концов ей уже хотелось, чтобы маркиз к ней явился. Она больше не могла жить в таком напряжении…

Маркиза Арден и сама не заметила, как заснула, а на следующее утро проснулась все той же непорочной девственницей. Она пыталась убедить себя, что хотела именно этого и что нельзя придумать лучшего способа, чтобы расстроить планы герцога.

Они провели в Хартуэлле десять дней, и первый из них задал тон всем последующим. Каждое утро они ездили верхом, и Люсьен оказался на редкость терпеливым и деликатным учителем. Бет делала успехи, но расплачиваться за них ей приходилось синяками и царапинами. Он научил ее игре в пикет и даже выиграл у нее изрядную сумму. Зато она постоянно обыгрывала его в шашки. Часто они сидели вдвоем в уютной тиши библиотеки, склонившись каждый над своей книгой. В какой-то момент они могли затеять жаркую дискуссию по поводу прочитанного, делясь мыслями и впечатлениями и не переставая при этом зарабатывать очки в нескончаемом соревновании, в которое их ввергла судьба.

Во время долгих прогулок они обсуждали международное положение и опасность, исходящую от Наполеона, который всерьез намеревался восстановить свое владычество. Люсьен не сомневался, что его ждет поражение, и искренне сожалел о том, что не может сражаться бок о бок со своими друзьями.

Бет готова была улечься прямо на траву, чтобы он овладел ею и смог затем с чистой совестью отправиться на войну, но эта жертва не имела бы никакого смысла. Ведь нет гарантии, что зачатие произойдет с первого раза, а также что их первенцем будет мальчик. К тому же ребенок может умереть, не достигнув зрелости. Бремя ответственности требовало от Люсьена оставаться в безопасности и не подвергать свою жизнь риску, пока благородная ветвь герцогского рода не будет продлена.

Николас Делани был прав, когда называл это варварством.

Если не считать редких эмоциональных всплесков, маркиз старался сдерживать чувства и избегать в разговоре личных тем, а также тех, которые заведомо могли привести к конфликту. Кстати, выяснилось, что в некоторых вопросах, касающихся свободы личности и теорий правления, они придерживаются одного мнения. Бет с удивлением обнаружила, что для своего круга маркиз вполне либерален, хотя иногда ей ужасно хотелось наброситься на него за высокомерную сословную ограниченность.

Он прикасался к ней так, как подобает джентльмену прикасаться к леди, — подавал ей руку, чтобы обвести вокруг рытвины на поле; снимал с коня; предлагал руку во время прогулок по саду. Иногда Бет замечала, что он пристально ее разглядывает, и тогда ее начинал бить озноб.

Пятнадцатого июня, в последний день их пребывания в Хартуэлле, они сидели на травянистом берегу речушки, греясь в лучах яркого полуденного солнца и лениво переговариваясь. На маркизе были свободные панталоны, легкая куртка, а вместо галстука шейный платок. Широкие поля соломенной шляпы отбрасывали тень на его лицо. Бет надела самое легкое и непритязательное из своих платьев, а от солнца ее защищала деревенская шляпка.

Тишину нарушали лишь птичьи трели и несмолкаемый гул насекомых. То и дело со стороны речушки доносился всплеск, а это означало, что в ней водится рыба.

— Вы не хотите немного поудить, Люсьен? — предложила Бет. — Вы могли бы поймать нам что-нибудь на ужин.

— В этом ручье нечего ловить, кроме пескарей.

— А почему бы вам не развести здесь рыбу?

— Отец пытался, но место здесь неудачное. Прежде всего, в засушливые годы эта речушка пересыхает…

Их внимание привлекло шумное кряканье утиного семейства, которое выплыло из-за поворота: впереди мамаша-утка, а за ней целый выводок утят, выстроившихся в прямую линию. И только один утенок выбился из строя — сначала он рассеянно поплыл в другую сторону, но потом спохватился и быстро догнал остальных.

Бет рассмеялась и протянула руку за мешочком с овсом, который специально прихватила с собой, чтобы покормить уток.

— Готова поспорить, что этот маленький бездельник отличается поэтическим складом ума, — заявила она Люсьену, когда он подошел к ней и встал рядом у самой кромки воды. — Красоты пейзажа так захватили его, что он забыл о том, в какую сторону следует плыть.

Бет не выходила из дома без шляпки, но солнце все же украсило ее нос несколькими веснушками, которые Люсьен находил очаровательными. Здесь, на природе, ведя тихую, размеренную жизнь, его жена расслабилась и показала свой истинный характер. Его приводили в восторг ее мягкость, ум и чувство юмора. Раньше он считал, что дни, проведенные в прогулках по сельской местности в обществе одного человека, и вечера, потраченные на чтение книг и их обсуждение, способны кого угодно повергнуть в смертельную скуку. Теперь же ему вовсе не хотелось возвращаться в Лондон и снова погружаться в водоворот светской жизни.

Он пришел к мысли, что в Бет есть что-то магическое. На первый взгляд она казалась вполне заурядной, но все же некоторые черты — то, как она склоняла голову, когда удивлялась, то, как в ее глазах вспыхивали искорки смеха, то, как она поджимала губы, если ее что-то забавляло, — фантастическим образом преображали ее и заставляли ею восхищаться. Впрочем, ее очарование было очень хрупким и таяло без следа, когда у нее портилось настроение. Наблюдая за тем, как она лопочет какую-то бессмыслицу, обращаясь к утенку, и укоряет его мать за то, что та выхватывает корм из клюва собственного ребенка, маркиз испытал страстное желание обнять ее прямо здесь, на солнечном зеленом берегу речушки, и открыть ей радости любви.

Бет подняла глаза и перехватила его взгляд. На ее лице отразилось недоумение.