отдохнуть и расслабиться. Однажды вечером, когда пришло время ехать в театр, она вдруг, ко всеобщему изумлению и ужасу, разрыдалась. Неожиданно для себя она кинулась в объятия маркиза, просто потому, что он оказался ближе, чем другие члены семьи.

— Маман, это нужно немедленно прекратить! — заявил Люсьен, после того как усадил Бет на диван. Герцог переглянулся с женой.

— Мисс Армитидж не привыкла к такой жизни, — продолжал маркиз. — Даже для меня это большое напряжение, а ее это просто убивает. Тем более что ее постоянно окружают чужие люди. До свадьбы осталось меньше недели. Дайте ей отдохнуть. Люди поймут.

— Прошу вас… — Бет наконец перестала плакать, тронутая заботой жениха. — Мне уже гораздо лучше…

— Нет, — перебил ее маркиз. — Вы очень бледны, а под глазами у вас темные круги. Так что отправляйтесь в постель, а мы скажем всем, что вы простудились. Ведь каждый может простудиться, — заключил он с улыбкой.

Бет достала кружевной платочек и высморкалась.

— Похоже, вы правы, — хмыкнула она, вытирая слезы.

— Завтра вы примете нескольких гостей, демонстративно пошмыгаете носом и удалитесь к себе. А если вы еще к тому же для пущего правдоподобия разотрете нос, чтобы он покраснел, то сможете заработать по крайней мере дня два полного покоя и отдыха.

— Вы превосходный мастер обманывать людей, милорд. — Бет рассмеялась и почувствовала себя гораздо лучше.

— Разве я один такой? — небрежно произнес он и позвонил в колокольчик. Передав Бет на попечение горничной, маркиз с родителями отбыл в театр.

Бет лежала в своей постели и размышляла о том, что в этой жизни редкие моменты гармонии и дружелюбия почему-то рано или поздно сменяются озлобленностью.

Благодаря находчивости маркиза Бет провела два чудесных дня у себя в комнате, читая и отдыхая. К тому моменту, когда она окончательно оправилась, до свадьбы оставалось всего два дня, и герцогиня под этим предлогом сократила программу светской жизни до минимума.

К сожалению, это не освободило Бет от обязанности вместе с герцогиней следить за последними приготовлениями к торжеству и бесконечно примерять подвенечное платье, чтобы внести последние исправления. К тому же в эти дни в город начали прибывать родственники Белкрейвенов, и каждый считал своим долгом нанести визит счастливому семейству. Бет огорчало, что маркиз уклонялся от этих визитов. Она пришла к выводу, что если его отсутствие и не пробудит в ее сердце теплых чувств к нему, то по крайней мере у них не возникнут новые поводы для разногласий.

А о том, как это отразится на их будущей совместной жизни, она пока думать не хотела.

Из-за недомогания Бет у Люсьена тоже появилась возможность отдохнуть. Впрочем, развлечений ему хватало и без выходов в свет. «Компания бродяг» решила устроить прощальную пирушку для Кона и Дэра, которые в составе армии Веллингтона отправлялись на войну как раз в день свадьбы маркиза. По заведенной традиции молодежь собралась в доме Делани на Лористон-стрит. Николас и Элеонора к этому времени вернулись из поездки к родственникам в Гратингли и распахнули для друзей двери своего дома.

Люсьен бывал у них почти каждый вечер.

За три дня до свадьбы Элеонора набралась храбрости и задала ему несколько двусмысленный вопрос:

— А вы не хотите провести вечер дома, рядом с Элизабет, милорд маркиз?

— Моя невеста отдыхает, — ответил он. — Скоро наша свадьба, и ей надо набраться сил.

Элеонора нахмурилась, услышав столь равнодушный ответ, и, поцеловав мужа, отправилась к себе.

— Скажи, Люс, тебе нравится твоя невеста? — спросил Николас, когда они остались одни.

— Я не знаю, — пожал плечами Люсьен.

— Люс, ты богат, красив и по праву считаешься самым удачливым любовником Англии. Тебе даже удалось пофлиртовать с Элеонорой под самым моим носом. Как же ты можешь не знать, нравится тебе Элизабет или нет?

Люсьен с удивлением признался себе, что никогда не пробовал флиртовать с Элизабет Армитидж. Он оскорблял ее, угрожал ей и набрасывался на нее с бранью. Но никогда за ней не ухаживал. Однако об этом он не мог говорить даже с Николасом.

— А откуда мне знать? — бросил он небрежно. — Она похожа на кактус, вся в колючках, а я — напыщенный идиот, которого слишком сильно волнуют условности моего общественного положения. Я боюсь подступиться к ней настолько близко, чтобы разобраться в этом.

— Значит, все дело в интересах семьи де Во, — заключил Николас.

— Да, — кивнул Люсьен. — У де Во должен быть наследник, причем любой ценой, даже если в результате я больше уже ни на что не буду годен… — Он грустно засмеялся.

— Это вполне естественно, — усмехнулся Николас, — если речь идет о временном состоянии тела и души. Я не рассказывал тебе о том, как твои поклонники ежедневно тебя возвеличивают? Благодаря им я узнал много нового из того, что делает мужчину великим любовником.

— Так уважай своих учителей, — произнес Люсьен, давясь от смеха. — Правда, я никогда не имел при этом в виду родителей…

— Как и все мы.

При мысли о родителях, а особенно об отце, который, как выяснилось, вовсе не был ему отцом, Люсьен снова впал в мрачное расположение духа.

— Скажи, ты когда-нибудь был благодарен судьбе за то, что на тебе не лежит ответственность за продолжение рода? — спросил он.

— Поскольку мой брат не расположен вступать в брак, наверное, мне придется взять на себя его обязанности. Но я вовсе не считаю их обременительными, — усмехнулся Николас. — Однако меня не распирает от гордости. — Он рассмеялся. — Ты знаешь, Элеонора каждый раз выматывает меня до полного изнеможения, но устилает колючками подступы к дверям ее спальни.

— У Элеоноры нет колючек.

— Ты прав! — Верный муж Элеоноры от души расхохотался. — Но ты познакомился с ней, когда обстоятельства несколько охладили ее пыл. Когда-то я сказал ей: «Меня не удивляет, что родители часто пороли тебя в детстве. Удивительно другое — что это не произвело на тебя никакого впечатления».

— Тогда как же тебе удается держать ее в узде?

— В какой узде? — удивленно посмотрел на него Николас.

— Ну, чтобы она вела себя достойным образом, — пояснил Люсьен.

— Я сам никогда не был образцом хорошего поведения. — Обычно теплые карие глаза Николаса вдруг стали холодными. — Почему же я должен вынуждать кого-то ходить по струнке?

— Она твоя жена, черт побери!

— Она — Элеонора, — с уважением проговорил Николас. — Я никогда и в мыслях не допускал, что можно ограничивать свободу взрослого человека, и Господь послал мне жену, которая умеет правильно распорядиться предоставленной ей свободой. Ты собираешься держать в узде Элизабет?

Люсьен не только собирался, он уже пытался это делать. Но как он должен поступать,