налил немного в таз, взял салфетку, аккуратно лежавшую там же и вернулся в спальню.

У Изабел кружилась голова, и в теле таяли остатки наслаждения от занятий любовью. Изабел смотрела, как он уходит, не в силах оторвать завороженного взгляда от него, высокого и гибкого. Она задрожала от восторга, вспоминая ощущение от его губ на груди, от его сильных движений в ней. Но очень скоро, слишком скоро реальность обрушилась на нее, и она подскочила на постели, оглядываясь в поисках халата. Ей не хотелось предстать перед ним совершенно нагой. Резкое движение заставило ее чуть-чуть поморщиться от боли. И это маленькое напоминание о произошедшей в ней перемене вызвало у нее почти что гордую улыбку. Теперь она женщина. Улыбка растаяла, как только она вспомнила, какие у Маркуса сделались глаза, когда он понял, что она девственница. Нет, ей определенно нужно одеться, пока он не вернулся. Он будет задавать вопросы, много вопросов, и вряд ли ему понравятся ответы. Нагота делает ее уязвимой, а она никак не может себе позволить быть сейчас уязвимой.

Хотя Изабел знала, что Маркус ушел в соседнюю комнату, она все-таки вздрогнула и вжалась в подушки, когда он быстрыми шагами вернулся в спальню. Он остановился, посмотрел на нее и подошел к кровати. Поставив таз на прикроватный столик, он едко сказал:

— Хватит! Я ни разу в жизни не бил женщину, даже когда меня провоцировали. И не намерен начинать сегодня.

— Я и н-не д-думала, что ты м-меня ударишь, — запинаясь проговорила она. — Ты просто меня напугал.

Проигнорировав ее реплику, он раздвинул ей бедра и поджал губы, увидев, сколько крови вышло. Он намочил салфетку и, не разжимая зубов, принялся смывать следы произошедшего.

В спальне стояла такая оглушительная тишина, что Изабел казалось, что голова у нее вот-вот взорвется. Интимность момента смутила ее, и она попыталась отодвинуться, не дать ему коснуться себя. Его рука на ее бедре напряглась, и она позволила ему смыть с себя кровь. Маркус молчал. Глядя на его склоненную голову, Изабел отчаянно желала, чтобы он сказал хоть слово. Что-нибудь. Стал бы браниться. Обвинять. Требовать ответов и объяснений.

Она готова была закричать, лишь бы разрушить давящую тишину. Он осторожно спросил:

— Так чей это ребенок?

Изабел напряглась и, сверкая глазами, ответила яростно:

— Мой!!! Эдмунд мой сын, мой, с момента своего рождения!

Маркус холодно, оценивающе посмотрел на нее:

— Не лги мне. Доказательство твоей лжи — вот оно. — Он швырнул салфетку в таз с водой.

Изабел отвела взгляд:

— Эдмунд — мой сын во всех смыслах этого слова.

— Не хочу тебе напоминать, но в последний раз, когда девственница родила сына, над Вифлеемом зажглась новая звезда. — Голос Маркуса сделался строже. — Скажи мне правду. Скажи, почему ты заставила всех поверить, что Эдмунд твой сын, что он родился от твоего брака с Хью. — Его глаза вспыхнули. — Вернувшись из Индии, ты обманула барона, и обманываешь до сих пор, и старик свято верит, что мальчик, которого он обожает, — его законный наследник. Объясни, если сможешь, почему следующим бароном Мэннингом должен стать незаконнорожденный, у которого нет права ни на титул, ни на земли? И скажи мне, пожалуйста, с чего я должен помогать тебе и дальше играть в эту игру? — Он наклонился, его смуглое лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее. — Ты вообще была замужем за Хью? Или это тоже ложь?

Напуганная и в то же время злая, Изабел нашла опору в своем гневе.

— Мы с Хью поженились в Лондоне по специальному разрешению. Можешь сам проверить, если не веришь мне! — горячо ответила она. Оттолкнув его, Изабел выскользнула из постели и плотно завернулась в халат, порывисто завязала пояс. Прикрыв наготу, она почувствовала себя существенно лучше, и гнев ее утих. — Так хотел Хью, — беспомощно сказала Изабел. — Он еще до рождения Эдмунда настаивал, чтобы его истинное происхождение никогда не раскрылось.

У нее пересохло в горле от воспоминаний о тех первых трудных, горестных днях, что она провела в Индии. Она с самого начала знала, что нужно принять какое-то решение насчет будущего ребенка, но отгоняла от себя эту мысль на протяжении всего долгого пути в Бомбей. Она, все они угодили в ужасную ловушку. По ее вине. Как же она виновата, чертовски виновата! Если бы она не уговорила Хью жениться на ней… Ее затопило чувство вины, и глаза Изабел наполнились слезами.

— Я одна во всем виновата, — пробормотала она, опустив глаза.

— Ну, в этом я сомневаюсь, — ядовито возразил Маркус. — Вряд ли ты одна смогла сотворить Эдмунда из воздуха.

Несмотря на всю серьезность момента, Изабел захотелось улыбнуться. Какая прозаичность.

Маркус встал и накинул халат. Он и не знал, что его можно потрясти так глубоко. Узнав, что Изабел девственница, он возликовал… и испытал раскаяние: ему следовало обойтись с ней нежнее. Но сознание его прояснилось лишь на миг. Все существо Маркуса находилось во власти демонов плоти. Будучи слитым с ее мягким телом, он не мог соображать. Лишь в те мгновения, когда он после всего лежал рядом с ней, он осознал, что следует из этого факта.

Чувствуя, что падает в пропасть, Маркус пытался сопоставить известные ему факты. Изабел — девственница. Это ему точно известно. Он бросил взгляд на розовую от крови воду в тазу. Она никак не могла выносить и родить ребенка. Эдмунд не ее сын.

Он нахмурился. Эдмунд, вне всякого сомнения, Мэннинг, сын Хью, но его мать не Изабел. Так почему же она вернулась в Англию и заявила, что Эдмунд — ее сын? Чтобы получить еще время на размышления и уничтожить доказательства ее потерянной невинности, он тщательно прополоскал салфетку и вылил воду в окно. Поставив таз на прикроватный столик, Маркус повернулся к Изабел:

— Теперь я тоже втянут в эту ложь. Только мы с тобой знаем, что вы с Хью так и не консуммировали брак и Эдмунд не твой сын, — с горечью сказал он.

Изабел кивнула. Ее переполняли чувства, и говорить она не могла. Она всегда верила, что Маркус не выдаст ее и Эдмунда тайны. Но только сейчас она поняла, что натворила, ничего ему не рассказав. Она лишила его выбора, права решить, хочет он вместе с ней разделить ложь, с которой она жила с того самого момента, когда узнала про Эдмунда, или не хочет. Думая лишь о том, как защитить сына — а она никогда не думала об Эдмунде иначе как о сыне — и сдержать клятву, которую она дала Хью в тот трагический жаркий день, она даже не задумалась о том, каково придется Маркусу. Она просто решила за него, и все.

Маркус Шербрук — самый уважаемый человек в округе, все — от титулованного аристократа до последнего слуги — знали, что Маркусу Шербруку можно доверять, что он честный и справедливый человек. А теперь она втянула его в ту лживую игру, которой жила каждый день.

Она подняла руку, будто желая коснуться его, но бессильно уронила ее.

— Прости. Я не хотела тебя в это втягивать.

— А как ты хотела меня не втягивать? — Маркус не знал, что бесит его больше: что она не доверила ему правду или что посчитала, что он в любом случае сохранит тайну. — Ты наверняка подумала, что когда выяснится, что ты девственница, я узнаю всю правду.

Она вспыхнула, глаза зло сверкнули.

— Если помнишь, я сделала все, чтобы разорвать помолвку. — Она ткнула в него пальцем: — Ты сам виноват! Я никогда не хотела за тебя замуж! Это ты меня заставил, но если бы ты не женился на мне, ты никогда бы ничего не узнал. Так что нечего меня винить!

Маркус скривился. Она была права.

— Отлично, — сказал он. — Мы поженились из-за меня, и теперь я посвящен в неожиданно открывшуюся тайну. — Он прищурился. — Так вот чем тебя шантажирует Уитли. Эдмундом?

Изабел провела рукой по спутанным волосам.

— Да, — устало ответила она.

— Что именно ему известно?

— Он ничего не докажет. Если бы я не потеряла голову от страха, когда он явился в первый раз, а подняла бы его на смех, он бы убрался восвояси. Мне так кажется. — Она вздохнула. — Но я заплатила ему, и он повел себя как шакал, почуявший добычу тигра. Он почуял, что что-то тут есть, и стал рыскать, вынюхивая, что это.

— Но доказательств нет?

Изабел вздохнула:

— По крайней мере я о них ничего не знаю. Медальон сам по себе ничего не доказывает. — Она посмотрела ему в глаза. — Но я не знала, что у него что-то есть, и не могла просто положиться на удачу. — Ее глаза молили о понимании. — Но даже без медальона, даже если бы он ничего не мог доказать, ему достаточно было посеять сомнения в законнорожденности Эдмунда. Он бы поломал жизнь Эдмунду и лишил барона спокойствия и счастья. Уверена, здесь ходило много сплетен о нашем с Хью внезапном браке. И когда в Мэннинг-Корт пришло известие о рождении Эдмунда, наверняка кое-кто стал загибать пальцы и удивленно поднял брови: после нашей свадьбы с Хью прошло всего восемь месяцев. — Изабел горько рассмеялась. — Наверняка многие чего-то подобного от меня и ждали, но если бы кто-то призадумался, то, наверное, вспомнил бы, что Хью путешествовал по Англии в тот момент, когда предположительно произошло зачатие. — Она устало добавила: — Мы с Хью всегда об этом волновались. Но никому и r голову не пришло ставить под сомнение наше слово о том, что Эдмунд наш сын. — Изабел сжала кулаки и бросила на Маркуса взгляд-мольбу. — Но если бы Уитли начал задавать вопросы, разнюхивать, распускать сплетни, возможно, хотя и маловероятно, что кто-то узнал бы правду. Я не могла этого допустить.

Маркус мысленно вернулся в те полные боли месяцы после побега и замужества Изабел. Он слишком хорошо помнил сплетни и слухи и еще лучше — хитрые взгляды и ухмылки на лицах салонных сплетниц, когда барон, сияя от