спокойно посидим здесь и подождем, когда наш губернатор отчалит в Японию. У китайских генералов так заведено: чуть что – сразу драпают в Нагасаки.
Клим молча слушал его, не зная, что думать и как быть. Сбежать? Но если дон Фернандо предпочитает пока не соваться в город, наверное, лучше сидеть на острове.
Надо отправить записку Нине, хотя нет, это может быть опасно. Пока никто не должен знать об их связи.
Солнечное сплетение болело от удара. Черт бы побрал этих басков!
Из темноты вынырнул пожилой китаец в драной куртке – принес рис, лепешки, немного овощей. Попятился, кланяясь.
Дон Фернандо ковырнул палочками рис, плюнул в сердцах и стал есть руками.
– Даже ложек нет в этой дыре! Эй, кто там?
В светлый круг, очерченный лампой, шагнул бритоголовый.
– Чтоб завтра привезли посуду, – сказал дон, вытирая пальцы о штаны. – В покер играть будешь? – повернулся он к Климу. Вытащил из-за пазухи колоду карт. – Я рад, что мои баски тебя дома застали. А то просто погибал здесь. Ты, может, газеты какие-нибудь читал? Что нового на свете делается?
Они просидели за картами до утра. Клим рассказал дону о жевательной резинке доктора Бимана, помогающей от бессонницы и несварения желудка, о кухонных плитах, работающих одновременно на угле и газе, об удивительном устройстве «хаш-фон»: навинчиваешь на телефон эмалированную воронку, прикладываешь ко рту и говори о чем угодно – никто не услышит. Об этих чудесах Клим прочитал на оборотах фотографий Мэри Пикфорд из коллекции Назара.
Глава 41
1
Даниэль очень удивился, обнаружив в своем доме девушку, которую он вынес из горящего борделя, а потом встретил у Уайеров.
Ада приходила в ужас всякий раз, когда сталкивалась с ним. Этот детский страх наказания за пустяковую, никому не интересную провинность умилял Даниэля.
Он как-то шепнул ей:
– Если бы я хотел вас погубить, я бы давно это сделал.
Ада покраснела и убежала в детскую.
Сколько ей лет? Шестнадцать? Семнадцать? Девочки ее возраста абсолютно уверены, что всем есть до них дело. Человечество приглядывается к их торчащим ключицам, прыщичкам на лбу, порам на подбородке. Юные девицы думают, что слово «равнодушие» придумано исключительно для того, чтобы описывать их собственные чувства по отношению к навязчивым поклонникам.
Даниэль увидел из окна, как Ада вышла из дома и направилась к воротам. Грация жирафенка, острый выступ локтя, на сгибе дешевая сумка, собственноручно переделанная в недешевую. Сам не зная зачем, Даниэль сел в автомобиль и поехал вслед за Адой.
Она шла, ничего не замечая, – была близорука, а очки носить стеснялась. Подбородок вздернут, цыплячьи бедрышки раскачивают перелицованную юбку. Машины, скопившиеся за автомобилем Даниэля, то и дело сигналили, прежде чем обогнать его, и Ада принимала звуки клаксонов на свой счет.
Даниэль вспомнил сегодняшнюю встречу с Ниной – он заходил к ней в студию полюбоваться на только что отпечатанные календари. Вновь разговоры, не имеющие отношения к тому, что оба держали в уме, постепенное накаливание изнутри, безупречная внешняя вежливость. Даниэль смаковал подробности и в то же время не спускал цепкого взгляда с тонкой фигурки, двигающейся вдоль тротуара.
К Аде привязался китайчонок. Даниэль слышал, как он канючит: «Нет мамы, нет папы, нет виски с содой» – боевой клич шанхайских попрошаек. Грязные пальцы тянулись к Адиному подолу, она уворачивалась: «Отвяжись!»
Даниэль поравнялся с ней.
– Садитесь, я вас подвезу.
Узнав его, Ада остановилась в испуге. Нищий вцепился ей в руку:
– Нет мамы, нет папы…
– Отпусти ее! – по-китайски приказал Даниэль.
Ада поспешно юркнула в машину и захлопнула дверцу:
– Ох, я думала, он никогда от меня не отстанет.
– Куда вам? – спросил Даниэль.
– На Вард-роуд. А дальше я сама.
Ада сняла шляпку и положила ее на колени. Круглое большеглазое личико с тонким носом и маленьким ртом – она была похожа на милого, но не очень породистого котенка.
Два дня назад Даниэль видел сон: темная комната массажного салона, подогретые простыни на кушетке, но вместо бело-курчавой Шанталь была эта Ада.
– Вы все еще боитесь меня? – спросил Даниэль.
Она то и дело поправляла юбку на коленях.
– Не боюсь, – ответила Ада так тихо, что он едва разобрал.
– Вас кто-то ждет дома?
– Нет.
– Вы живете одна?
– А вам что за дело?
– Просто интересно. Снимаете квартиру с подругой?
Ада ничего не ответила.
– Расскажите о себе, – попросил Даниэль и тут же добавил: – Впрочем, не надо. Истории всех русских женщин одинаковы: каждая была графиней, потеряла все и теперь вынуждена зарабатывать тяжелым трудом проститутки, торговки или – при счастливом стечении обстоятельств – гувернантки.
Ада покраснела и еще ниже склонила голову:
– Остановитесь, я хочу выйти.
Даниэль в удивлении посмотрел на нее:
– Извините, я не хотел вас обидеть. Я просто вспомнил…
– Остановитесь! Иначе я все мисс Эдне расскажу!
Он притормозил у обочины. Ада спрыгнула на землю:
– Запомните: я не дам с собой так обращаться! Вы можете меня уволить, но вы не имеете права меня унижать! Я никогда не работала проституткой!
Дверца хлопнула. Даниэль высунулся из окна:
– Ада, постойте!
Но она не обернулась.
«Мисс Эдне расскажу!» – Даниэль расхохотался. Боже мой, девочка решила, что он в нее влюбился.
2
Говорят, рынок Хонкью – самый большой на Дальнем Востоке. Да что там – во всей Азии!
За Садовым мостом, на той стороне Сучжоу Крик, – пестрые кварталы, где обитают португальцы, японцы и полукровки всех мастей. На углу Бун и Усун-роуд – торговые ряды под черепичной крышей. Сотни босоногих рыбаков, мясников в заляпанных фартуках, крестьянских девчонок с туго заплетенными блестящими косами.
Полицейские прохаживаются между торговцами, смотрят на клетки с утками, пирамиды
