– Не, неохота.

И ушел. Кому надо заботиться о девочке Аде?

Никто не ожидал от Клима, что он сумеет написать репортаж, достойный передовицы. Но его слава продержалась только два дня – пока не вернулась Эдна с интервью доктора Сунь Ятсена. Молодая женщина сама поехала в Кантон, в логово революционеров, достучалась до их предводителя – что-то неслыханное!

Эдна была счастлива и растрогана: двойная, тройная удача – муж ее не пострадал во время нападения разбойников, ее статья получила большой резонанс в обществе, ее протеже, Клим, доказал, что она в нем не ошиблась.

– А вы, старый зануда, не хотели мне верить! – посмеивалась она над мистером Грином. – Людям надо давать шанс.

Главный редактор не спорил: в этом месяце продажи его газеты поднялись на семь процентов, – он был готов обниматься со всем миром.

– Раз вы будете зарабатывать больше денег, вы уедете из «Дома надежды»? – спросила Ада Клима. Она боялась, что ей снова придется платить не половину, а всю сумму аренды.

– Мне лень искать новое жилье, – отмахнулся он.

Но дело было не в этом. Клим представить себе не мог, как он станет жить один. Ему надо было чем-то наполнять свои вечера, заниматься чужими бедами, чтобы не думать о своих. Пусть даже ссориться с Адой или слушать отца Серафима.

Нина так и не поверила в то, что Клим на многое способен. Бегать за ней, что-то униженно доказывать? Он знал, что Нина читает «Ежедневные новости». Узнает она его под псевдонимом – по стилю, по почерку? Каждый раз он вставлял в текст намеки, которые будут понятны только ей. Свои и ее любимые фразы, маленькие аллюзии. Опять же, на что надеялся? Что она поймет, как была неправа?

После пожара в «Гаване» Клим привел Марту к себе. На следующий день сходил с ней на пепелище, нашел две тарелки: одну с Парижем – целую, другую с Венецией – с отбитым краем.

Против Марты Ада возражать не посмела – все-таки мадам устроила ее гувернанткой к Уайерам. Без этой работы на что бы она жила?

– Марта хорошая тетка, только совсем разуверившаяся, – сказал Клим, заглянув к Аде за оранжевую занавеску.

– Без вас знаю.

Марта пила чай и грозилась подать в суд и на американское, и на итальянское правительство.

– Страховка и половины убытков не покроет, – горько вздыхала она. – У меня один рояль сколько стоил! А мебеля? А клиентура? Все, пропало дело.

Отец Серафим не понимал ни слова, но утешал ее:

– Ничего, барынька, образуется. Бог дал – Бог взял. А имущество – дело наживное.

Клим сказал ему, что у Марты сгорел ресторан. Батюшке ни к чему были лишние подробности – ему и так жилось нелегко: хотел быть со своей супругой – не получалось, хотел Господу служить – не давали, хотел мыла купить – не на что. В китайской бане, как последний босяк, мылся водой, оставшейся от клиентов побогаче. Единственная отрада – разговоры с точно такими же горемыками. После обедни заштатные священники собирались на лавочке у церковной ограды, обсуждали вопросы веры, подлость большевиков и предательство Антанты. Нашумятся, навоюются – на сердце легче.