еще. Сожаление?

— Когда между мужчиной и женщиной все как надо, не важно, сколько было раньше, — сказал он. — Во всяком случае, должно быть не важно.

Лейн знала, что он не тосковал по ней все эти годы и определенно не жил монашеской жизнью. Но она тосковала по нему год за годом, пока не возненавидела. И с того дня, когда потребовала развода у Кента, не была с мужчиной; не хотела больше интимных отношений. Знание, что больше никогда не потребуется дозволять Кенту или другому мужчине прикасаться к ней, было большим облегчением.

— И сколько раз у тебя было все как надо с какой-нибудь женщиной? — спросила Лейн.

Он уставился на нее, словно ответ на этот вопрос был очевиден.

— Это было хорошо. Весело. Волнующе. И доставляло удовольствие, — сказал он. — Всякий раз, когда я брал женщину, я наслаждался этим.

Она так и думала. Кобель навсегда останется кобелем. Если б она отдалась ему, то поставила б все на карту, потому что влюбилась бы в него снова. Но для него она была бы просто очередной легкой добычей. Мысль о том, чтобы представлять собой еще одну зарубку на столбике кровати Джонни Мака Кэхилла, отнюдь не прельщала ее.

— Мне пора, — сказала она, однако ноги не повиновались, и она стояла как вкопанная, прямо перед мужчиной, от которого хотелось бежать.

— М-м. — Он кивнул.

— Позвони, пожалуйста, когда переговоришь с мистером Кортесом.

Он кивнул снова.

Лейн заставила ноги повиноваться ей и пошла к выходу. Открыв дверь, остановилась, обернулась к Джона Маку и сказала:

— Если в самом деле хочешь стать отцом Уилла, я тебе помогу. Это будет нелегко, и я не могу гарантировать, что он примет тебя в свою жизнь, но ему нужно знать, что его отец лучше, чем Кент.

— Спасибо, Лейн.

— Не благодари. Рано еще. — Она через силу ему улыбнулась. — И предупреждаю: если причинишь боль зтому мальчику, то пожалеешь, что приехал в Нобдз-Кроссинг.

— Ты тигрица, защищающая детеныша.

— Да, тигрица. И если думаешь, что я убила Кента, чтобы защитить Уилла, ты прав, мысля подобным образом. Я убила бы его, но кто-то опередил меня.

— Жаль, что не я. Жаль, что я не сломал его гнусную шею давным-давно. До того, как он прикоснулся к тебе.

Лейн больше не могла ни улыбаться, ни продолжать наигранную браваду. Если она сейчас же не уйдет, то, наверное, развалится на миллион осколков прямо перед Джонни Маком. И, как Шалтай-Болтая, вся королевская конница, все королевская рать не сможет собрать ее.

— Позвони перед приездом, — сказала Лейн. — И я позабочусь, чтобы Уилл был дома.

Торопливо выйдя, она не сознавала, что Джонни Мак идет за ней, пока не услышала его шаги. Когда остановилась и оглянулась, он тоже остановился, глядя на нее так, словно хотел что-то сказать.

— В чем дело? — спросила она.

— Секс для меня много значил, однако никогда не был идеальным. Я никогда не думал, что на сей раз это та самая женщина, идеальная для меня.

— А…

— Просто хотел, чтобы ты знала. Он повернулся и снова пошел в комнату. Когда Джонни Мак закрыл за собой дверь, Лейн глубоко вздохнула и побежала к своей машине. «Не думай о том, что он сказал, — предостерегала она себя. — Если думаешь, что ты та самая женщина, с которой это может быть идеально, что ты для него та самая единственная женщина, то обманываешь себя. Секс с Джонни Маком будет губителен. И для тебя, и для него. Но, Господи, он будет хорош. Очень хорош».

Джонни Мак откинулся в шезлонге и посмотрел поверх темных очков на сына, скучающего на лошади по другую сторону пруда с двумя приятелями, Джорджем Mapкемом —третьим и Теодором, «Тедом», Аптоном —четвертым. Оба мальчика были сыновьями родителей с Магнолия-авеню. И Уилл был одним из них, аристократом до мозга костей, несмотря на сомнительное происхождение. Может, для того, чтобы стать аристократом, нужно быть воспитанным как один из немногих привилегированных.

В добрые старые дни, будучи помощником садовника, Джонни Мак прислушивался к визгу, хихиканью и Громкому смеху из-за ограды пруда в поместье Ноблов. И задавался вопросом: каково было бы принадлежать к кружку друзей Лейн, не иметь в летний день никаких дел, кроме игр возле пруда?

Когда он стал работать у Билла Нобла, ему было шестнадцать лет, и в кармане у него бывала только мелочь, за исключением тех случаев, когда Уайли помногу выигрывал в карты, что случалось лишь изредка. В то первое лето, когда все те ребята расходились по домам, а Ноблы ужинали в своей роскошной столовой, он тайком заходил за эту ограду с надеждой, что Лилли Мэй еще не убиралась там. Иногда находил половинку бутерброда, и или нетронутое печенье, или лежавшие на тарелке чипсы. И обычно в стакане оставался чай или кока-кола, разбавленная водой от растаявших кубиков льда. Он не считал воровством собирание объедков, которые все равно выбросили бы в мусор. И подозревал, что Лилли Мэй умышленно затягивала с уборкой дотемна, так как знала, что без этих жалких крох он чаще всего ложился бы спать голодным. И хорошо понимала, что он не взял бы у нее подачки.

Это было двадцать лет и целую вечность сожалений назад. Джонни Мак напомнил себе, что расстался с этим необузданным, гневным юным нарушителем спокойствия в тот день, когда покинул Ноблз-Кроссинг. Когда сказал Лейн, что не может взять ее с собой. Однако каким бы удачливым, каким бы богатым он ни стал, в нем оставалось что-то от голодного подростка. Какой-то частью своего существа он по-прежнему был голодным, гневным и сознавал, что недостоин даже целовать красивые ножки Лейн Нобл.

Глянув вниз, на землю, он увидел десять красных ногтей. Десять пальцев ног. Две маленькие пляжные сандалии. Когда поднял взгляд, в его поле зрения оказались красивые икры. Красный сетчатый халат доходил до середины бедер, его ячейки мало что оставляли воображению. Облегающий красный: купальник подчеркивал каждый изгиб стройного тела, напоминающего формой песочные часы. Все его мужское существо реагировало на зрелище очаровательной женской плоти.

Лейн стояла возле него, держа в обеих руках по стакану холодного чая.

— Я подумала, что тебе, наверное, хочется пить. Лилли Мэй приготовила еще кувшин чая.

Сев прямо, Джонни Мак широко расставил ноги и потянулся к одному из стаканов:

— Спасибо.

Лейн указала подбородком на купающихся в пруду троих ребят:

— Уилл, похоже, наслаждается жизнью. После смерти Кента впервые вижу у него искреннюю улыбку. — Она села на стул у столика, большой зонт над ним затенял от послеполуденного солнца широкое пространство. — Он все еще избегает тебя?

— Как по-твоему?

— Извини. Я думала, теперь он по крайней мере станет разговаривать с тобой без моего содействия.

Лейн поднесла стакан ко рту и отхлебнула холодного чая.