— Не стоит. Безработная — признак неудачной дуры. К тому же он может испугаться, что ты на него начнешь охотиться. А раз у тебя ничего за душой нет, то тебе и терять нечего и охотиться станешь по-серьезному. Поэтому твоя задача убедить его, что ты, с одной стороны, успешная и независимая, а с другой — не вызовешь у него комплекса неполноценности, потому что все твои успехи не выходят за рамки приличной для женщины области.
— Чумка, да тебе впору диссертацию защищать!
— Между прочим, уже подумываю. Владик готов оплатить.
— Ты серьезно?
— Вполне. Сейчас у них становится модно иметь бабу с ученой степенью.
— Но ты же институт так и не закончила, — осторожно напомнила я.
— И эту почву уже зондировала, — ничуть не смутилась она. — Гони деньги, и экстерном сдашь на диплом. Тоже очень модно. И перспективно. Если хорошая клиентура, доход — будь здорова.
— Чумка, ты меня поражаешь все больше и больше.
— Просто о будущем думаю. Владик то ли женится, то ли нет. А так профессия. Надоело бесплатно подругам советы давать.
— Так сколько с меня за сегодняшнее? — съехидничала я.
— Ты у меня — вечная практика. И с тебя никогда ничего.
— Плачу и рыдаю от счастья.
— Ты лучше завтра на мужика от избытка чувств сразу не набрасывайся, — деловито продолжила она. — Поспокойнее. Позагадочнее. Интригуй его, интригуй. И фамилию ненароком выясни. И чем занимается. Мы проверочку после ему устроим. Москва — город маленький. В том смысле, что стоящих людей здесь кот наплакал. Найдем общих знакомых. В общем, действуй и держи меня в курсе малейших событий. А Сахару, если объявится, привет.
Я прыснула.
— Пока он, по-моему, потонул в Пупсике.
— Вот и еще тебе один пример хитрой умной дуры, — сказала Чумка.
— Это не она умная, а я, на ее счастье, вовремя подвернулась.
— Ох, как ты ошибаешься. Неужели сама не видишь: крутит она Сахаром, как ложкой в чае. Это ему еще кажется, будто он по-прежнему крутой такой парень. А на самом деле она его своим манолобланиковским каблуком давно уже придавила по полной.
— Но ведь до сих пор на ней не женился, — напомнила я.
— Еще не вечер. Помяни, подруга, мое слово: еще попляшем мы с тобой на их свадьбе.
IV
Весь день у меня были встречи с клиентами в городе. Я уехала. Вернулась домой лишь под вечер. Голодная, уставшая и замученная. Переступив порог квартиры, немедленно озадачилась: что это у меня в передней за новый коврик у дверей? Пригляделась — мать честная! Совсем это и не коврик, а меховая накидка на кресло. То ли баран, то ли козел. Зимой сидеть замечательно — спину греет. С какой это радости моему козлику вздумалось сбежать с положенного места? Первая мысль: ограбили! Поднимаю в шоке свою драгоценную накидку. Ну и козлик! Мало того, что мокрый, так еще и воняет. Ожил тут, что ли, в мое отсутствие, и от радости описался? Присутствие Ириски у меня за день совершенно из головы вон!
Я кинулась в большую комнату. Полный кавардак! А посреди разгрома аккуратненько и уютненько возлежит такса. Спит якобы. Одно меня обрадовало: не ограбили. И что козлик не ожил — тоже приятно. Вопрос в другом: зачем на него надо было писать?
— А ну, просыпайся, подлая тварь! — начала воспитательную акцию я. — Отчет держать будешь!
И, подхватив собаку под мышку, вместе с ковриком потащила к лотку. Сейчас научу ее, где надо делать свои дела, коли уж нет сил дотерпеть до вечера!
В следующий момент я была полностью посрамлена. Просто личное Ватерлоо! Оказывается, уходя, я по привычке плотно закрыла дверь в туалет. Ириске при всем желании не открыть. Там замок с язычком.
На кухне обнаружилась еще одна деталь. Чертову поилку заклинило. Похоже, я неправильно ее установила. Придется инструкцию изучить.
Ириска с укором смотрела на меня, и под ее взглядом я ощущала себя судьей, вынесшим суровый приговор невиновному.
— Ну извини. Сейчас напою и накормлю.
Собака принялась жадно пить.
— Ладно. Сейчас, кроме собачьего корма, получишь что-нибудь вкусненькое, — решила я закрепить процесс примирения.
Ириска, кажется, поняла и выжидающе на меня уставилась. Я льстиво проговорила:
— Это Федька тебя на строгой диете держал, а я добрая. Допускаю послабления.
Беглый взгляд в нутро холодильника свидетельствовал: погорячилась я с обещаниями. Себе я нарыла банку соуса, пачку спагетти и огрызок сыра. Спагетти явно по вкусу таксе не придутся. Соус тоже вряд ли. Оставался сыр. Ириска, понюхав, брезгливо отвергла его.
— Не хочешь — не надо, — проворчала я. — Сами съедим. Мы не такие привереды. Нам пармезан вполне к спагетти подходит. А ты оставайся на своих полезных катышках. Вкус у тебя, мать, извращенный.
Я насыпала Ириске корма.
Утолив голод и немного передохнув, я задумалась: вывести Ириску или нет? Практической необходимости не было: она уже и на козлика, а потом и на лоток сходила. Козлика попробую завтра в чистку отдать. Может, еще спасут. Так выйти или не выйти? С одной стороны, совершенно неохота, сил нет. Но с другой — вдруг встретим своих кавалеров? И мне хорошо, и Ириске сатисфакция за то, что по моей вине без питья и без лотка мыкалась. Кстати, заодно и проверю: сам ли Гера вечером выгуливает Патрика или кто-то другой. И если другой, вернее, другая, то кто?
Я уже окончательно приняла решение и продумывала, во что на сей раз одеться, когда зазвонил телефон. Сахар, будь он неладен!
— Старуха, куда пропала! Я чуть с ума не сошел!
— А что случилось?
— Она еще спрашивает! Весь день не могу дозвониться. Дома тебя не было, а номер твоего мобильника куда-то посеял. Но я удивляюсь. Трудно было самой меня набрать и успокоить? Знаешь ведь, как я тревожусь из-за Ириски.
— Оно и видно, как тревожишься. Сутки не звонил, — отбила выпад я.
— Совсем и не сутки. Да, вчера, каюсь, не смог.
— Молча, значит, вчера тревожился. В койке с Пупсиком, — не удержалась я.
— Старуха, мы наводили мосты. Пришлось выложиться по полной. Зато она счастлива.
— Ты бы мост поберег, Федор. Может, еще пригодится.
— От тебя ли, Агата, я слышу такую вульгарность! А-а, понимаю. У тебя Чумка рядом,