затопить после чая, опасности замерзнуть нет.

Говоря это, он открыл застекленную дверь библиотеки, и Фредерика прошла внутрь. Он последовал за ней, включил свет и задернул шторы.

— Ну вот, — проговорил он. — Так-то лучше, чем сражаться с ежевикой, правда? С моей стороны было глупо ждать подвигов от девушки, одетой в такое платье.

Он стоял и рассматривал ее сверху донизу, и у нее сложилось впечатление, что он продолжает развлекаться на ее счет. В библиотеке с опущенными шторами и весело пылающим камином, выложенным из крупных камней, было очень уютно, но она чувствовала некоторое беспокойство оттого, что они были одни, далеко от гостей, ведь если ему нужно поговорить с ней как хозяину со служащей, то это можно было бы сделать и при всех. Однако постепенно до нее стало доходить, что не за приказами по службе пригласил он ее сюда. Он просто хотел поговорить с ней.

— Вы удивительно привлекательная молодая женщина, — начал Лестроуд. — Хотя и не столь привлекательная, как ваша сестра.

— Благодарю, сэр! — ответила Фредерика, бросив на него холодный взгляд. На ее длинных ресницах играли отблески пламени.

— Я действительно так считаю.

— Любой девушке приятно, когда мужчина находит ее привлекательной… а уж когда он говорит ей, что она столь же мила, как ее красавица сестра, она начинает подозревать, уж не должна ли она ему что-нибудь!

На сей раз в голосе Фредерики звучал сарказм. Но Лестроуд проигнорировал его:

— В этом платье вы привлекательны сами по себе. Не знаю, в чем тут дело, но вам следовало бы уделять побольше внимания своей внешности и поменьше пачкаться под машиной, если вы хотите, чтоб свет заметил вас.

— У меня нет особого желания, чтобы свет заметил меня, — холодно уверила она его. — И прошу не забывать, мистер Лестроуд, что я пачкаюсь под вашими машинами.

Он нахмурился и поправил полено в камине.

— Кстати, насчет машин. Я хочу, чтобы завтра вы отвезли меня к соседям на ленч. А на обратном пути заглянем во «Вдовий домик» и посмотрим, что можно сделать, чтобы ваша матушка туда перебралась. Я решил, что в коттедже она жить не может — и ваша сестра тоже.

Фредерика прикусила губу, чувствуя, как ее охватывает раздражение.

— Если моя мама смогла бы примириться с коттеджем, то и Розалин смогла бы.

Лестроуд прислонился широким плечом к каминной полке, закурил сигарету и долго смотрел на Фредерику с нескрываемым любопытством.

— Вы ладите с сестрой? — спросил он.

— Отчего же нам не ладить?

— Мне вдруг пришло в голову, что не такие уж вы друзья… и вина в том не Розалин. Она милая, нежная, открытая девушка, не говоря уж о ее красоте. Уж не из-за ее ли чар вы ей завидуете?

Фредерика вспыхнула:

— Да откуда вы это взяли?

— Вам не кажется, что вы чем-то обделены и оттого огорчаетесь?

— Да откуда вы это взяли? — повторила она и посмотрела ему в глаза с негодованием. — Если я и огорчена, то тем, что вы высказываете такое предположение.

Он продолжал как-то странно улыбаться, и она почувствовала, что он хочет все перевести в шутку и даже оправдать ее.

— Сестры часто не ладят друг с другом, — бросил он, — чаще, чем братья. Но братья редко завидуют друг другу. Вот мне и показалось, что в вашем случае…

— В таком случае выкиньте все это из головы, — посоветовала она. — Я довольна тем, как выгляжу.

У него в глазах играли искорки.

— Вот и отлично! — воскликнул он весело. — Так и надо. Сегодня вы доказали, на что способны. Я был потрясен, увидев вас перед обедом.

— Пока не явилась Розалин, — сухо отметила она. — После ее появления я, разумеется, перестала существовать.

Он улыбнулся, как бы оценивая юмор ситуации.

— Ну не то чтобы вы перестали существовать, — протянул он, — поскольку вы очень мне полезны, а Розалин, при всем её очаровании, едва ли вообще может быть кому-либо полезной. Впрочем, нельзя же требовать от человека слишком многого — во всяком случае, от такого очаровательнейшего создания, как она. — В холле пробили часы, и Лестроуд вспомнил о гостях. — Я льщу себя надеждой, что вечер всем понравился. Вам, Фред, я особо благодарен за то, что вы познакомили меня со своей семьей. А сейчас, мне кажется, лучше нам присоединиться к остальным.

— Я бы предпочла, чтоб вы не называли меня Фред, — с внезапным раздражением проговорила Фредерика.

У него приподнялась одна бровь.

— Но не хотите же вы, чтобы я звал вас Уэллс?

Она с вызовом посмотрела на него:

— Да. Зовите меня Уэллс. Это все же лучше, чем Фред.

Вторая его бровь сравнялась с первой.

— Хорошо, Уэллс так Уэллс… Уэллс будет завтра. А сейчас, если хотите, можете удалиться на покой — вы ведь здесь единственная, кому завтра надо работать. Я извинюсь за вас перед всеми.

Фредерика круто повернулась и пошла к двери в холл.

— Доброй ночи, мистер Лестроуд, — произнесла она сдавленным голосом.

Он шел за ней по пятам и успел открыть дверь прежде, чем она это сделала сама.

— Вы действительно очень независимая особа, — весело заметил он. — И, мне кажется, у вас есть характер!

Она бросила на него взгляд через плечо:

— Спокойной ночи, мистер Лестроуд!

— Спокойной ночи, Уэллс! — с подчеркнутой учтивостью попрощался он. — И не забудьте о назначенном на завтра ленче!

На следующий день ровно в положенное время Фредерика подогнала машину и развернула ее напротив главного входа, чтобы везти хозяина на ленч к соседям, живущим в двенадцати милях от Холла; Лестроуд занял свое место сзади через минуту-две. Она не удивилась тому, что он сел назад: за исключением тех случаев, когда с ними ездили мать и сестра, он всегда предпочитал уединенность заднего сиденья. Это, по ее мнению, давало ему приятную возможность созерцать ее затылок, а не профиль, ведь, как ни крути, она его наемная прислуга, и так было меньше необходимости делать замечания, что поневоле приходится делать, когда сидишь рядом с водителем. Впрочем, и оттуда он давал ей иногда кое-какие указания, чтобы, вероятно, она не забывала о его присутствии; но, к счастью, он не изображал из себя всезнайку и не встревал со своими советами в критический момент, отчего она поневоле делала бы нелепые движения и попадала в опасные ситуации, что могло плохо