Франческа чувствовала себя странно. Очень странно. Все вокруг было таким же, как тогда. И другим. Малколм умер. Без ее мучителя дом снова стал просто домом. Строгим, элегантным. Франческа засмеялась, повернулась к Оуэну и пошла к нему, простирая руки.
– Оуэн! Я свободна. Я наконец свободна!
В этот самый миг дверь распахнулась. Оуэн увидел седого мужчину, который, наклонив вперед голову, решительно спускался по ступенькам. Он походил на сорвавшегося с привязи быка, поэтому Оуэн шагнул вперед и встал перед женщинами, словно собираясь защитить их. Роджер, заметив, что Франческа исчезла за спиной седого мужчины, удивленно остановился.
– Франческа! – завопил он.
Сердце Франчески подпрыгнуло.
Роджер! Дорогой, милый Роджер! Единственный друг кошмарных лет первого краткого замужества. Франческа вышла из-за спины Оуэна. Глаза ее заблестели, она протянула к Роджеру руки.
– Франческа, – повторил он и весь затрясся.
Сутулые плечи Роджера дрожали мелкой дрожью, он беспокойно потирал руки, будто не зная, что с ними делать.
Флейм и Оуэн сразу догадались, кто этот мужчина, похожий на ребенка. Франческа кинулась к нему.
– Роджер! – Через секунду Франческа уже обнимала дрожащего Роджера, а он тепло дышал ей в шею. – О, Роджер! Я так скучала по тебе, – сказала она наконец, отступив на шаг, глядя ему в лицо и продолжая держать за плечи. Она помнила, как он боялся резких движений. – Какой ты еще красивый. И молодой. Ты совсем не постарел с тех пор, как я уехала.
– Седой, – сказал Роджер.
– Да. Волосы серебристые, не золотые. Но серебро я люблю больше, – уверила его Франческа.
Роджер открыл рот. Он считал, что очень хорошо помнит своего самого лучшего в мире друга. Но нет. Он забыл, например, о том, как правильно Франческа все понимает. Она замечала то, о чем он никогда бы не подумал, проживи хоть сто лет.
– Я люблю тебя, Франческа. Я знал, что ты вернешься.
Флейм, наблюдая за ними, видела в глазах Роджера Сирамор-Форбса обожание. Слезы невольно потекли по щекам, она торопливо вытерла их. Оуэн, успокоившись после первых минут встречи, вдруг облизал пересохшие губы. Ему никогда не приходилось иметь дело с умственно отсталыми людьми, и он надеялся, что не совершит никакой ошибки. Ему надо подружиться с Роджером.
– Я не хотела уезжать и оставлять тебя. Ты понимаешь, правда? – взволнованно спросила Франческа.
Роджер закивал.
– Да. Я слышал. Он заставил тебя уехать. Ненавижу его.
Франческа покачала головой, лицо ее стало серьезным.
– Нет. Ты не должен ненавидеть Малколма. Ненавидеть плохо!
Роджер затрясся еще сильнее, его глаза наполнились настоящим страхом.
– Франческа! Я сделал что-то плохое?
Франческа покачала головой, взяла его большие дрожащие руки в свои.
– Нет, Роджер. Ты ничего плохого не сделал. Я люблю тебя. И всегда буду любить.
Роджер снова улыбнулся. Радость преобразила его лицо.
– Люблю Франческу.
Франческа кивнула. Сердце ее переполнилось любовью.
– Я знаю. Я хочу, чтобы ты познакомился… – Она ласково потянула его за руку к своему семейству. Он пошел за ней как послушный ребенок. – Ты помнишь моего другого ребенка?
– Не Джастина?
– Не Джастина. Маленького, которого я забрала с собой. Помнишь?
– Помню, – сказал Роджер и, робея, уткнул подбородок себе в грудь, когда девушка с волосами Джессики улыбнулась ему.
– Ну так вот он. Ребенок вырос. Это моя Флейм.
Роджер поднял испуганные глаза, а Флейм, не задумываясь, заговорила:
– Привет, дядя Роджер. Я тоже тебя люблю.
– Любишь?
– Да, мама мне все про тебя рассказала. Мне так хотелось познакомиться с тобой. И вот я приехала.
У Роджера открылся рот. Никто никогда не приезжал именно к нему!
Франческа благодарно сжала руку дочери и повернулась к Оуэну.
– А этот мужчина, Роджер, мой муж. Его зовут Оуэн.
Роджер нахмурился.
– Муж означает Малколм.
– На этот раз нет, Роджер, – покачала головой Франческа. – Когда муж умирает, его жена становится свободной и может найти себе другого мужа. Понимаешь?
Роджер уставился на Оуэна.
– Муж плохо, – упорствовал он.
– Нет, Роджер, Малколм был плохим… мужем, я имею в виду, плохим мужем для меня. Оуэн муж хороший.
Оуэн понимал, что Роджер все еще смотрит на него с беспокойством, и улыбнулся.
– Роджер, я не хочу ничего плохого Франческе. Я хочу, чтобы она была счастливой. Я хочу защищать ее.
Роджер нахмурился.
– Защищать? – задумчиво произнес он. Потом кивнул. – Да. Защити ее. Хорошо. – Он улыбнулся.
Оуэн ощутил, как потеплело у него на сердце.
– Защити Джастина, – сказал Роджер, не заметив, как все напряглись при упоминании этого имени. – Я знал, ты хотела, чтобы я присматривал за ним. Я так и делал.
– Ты присматривал за Джастином ради меня? – повторила Франческа. – О Роджер, ты еще лучше… ты такой хороший. Спасибо. Спасибо. – Она поцеловала его в глаза, как раньше, а когда он снова открыл их, потерла тыльной стороной ладони его руки свою щеку. Так она делала раньше, когда случалось что-то особенное. И Роджер вспомнил.
– Рисунок, – сказал он и потащил ее, не соизмеряя свою силу: Франческа чуть не упала.
– Роджер, погоди, не так быстро, – улыбнулась Франческа, он так старался ей угодить!..
Они вошли в холл. Старинные часы тикали в том же углу, тот же комплект оружия тускло блестел в неярком свете. Оуэн и Флейм шли за ними по пятам, а Роджер вел их вверх по ступенькам, крепко держа Франческу за руку. На полпути она вдруг остановилась, Роджер удивленно повернулся и проследил за ее взглядом. На стене висел ее рисунок. Роджер закивал.
– Да, сегодня утром здесь. Забыл.
На портрете Роджер восседал на коне-качалке, солнечные лучи падали прямо на него через окно. Милая, невинная, потрясающе наивная простота рисунка завораживала.