драгоценностей и надушилась великолепными духами, купленными уже здесь. Только полностью удовлетворившись своим внешним видом, она вышла из номера и даже удивилась, насколько легко ей было в такой непривычной одежде.
Спустившись поужинать в ресторан, она была приятно удивлена тем, что привлекает всеобщее внимание. Ее столик стоял практически в центре зала, поэтому без особого труда можно было заметить, как много глаз одновременно следили за ней. Любопытнее всего было то, что, хотя большинство из них были мужскими, среди них было немало и женских. Она испытала некоторый шок, ясно понимая при этом, что такому изучению, наверное, подвергается любой новоприбывший. Тем не менее было приятно после стольких лет, проведенных в роли матери Беверли Йорк, почувствовать себя просто женщиной. Только теперь она поняла, что ей действительно всего-навсего тридцать восемь лет. Ах, почему же меньше чем через год она должна стать бабушкой!
Этот факт не помешал официанту быть как-то особенно предупредительным по отношению к ней. Найдя глазами метрдотеля, она поняла, что он не находит в этом повышенном внимании ничего неестественного и, похоже, не сомневается: именно так и должно быть. Покидая ресторан, Каро смутилась, заметив горячее одобрение, с которым на нее посматривали молодые люди, бывшие на вид не старше Дэвида. Она подумала, как бы удивилась Беверли, увидев своего мужа наблюдающим за собственной тещей. Пожилые же мужчины разглядывали ее так тщательно, что ей захотелось исчезнуть. Поэтому она присоединилась к дамам, играющим в солитер, занимающимся вязанием и вышиванием, и только здесь почувствовала себя как дома.
Одна престарелая баронесса сразу же заметила ее и решила узнать о ней все: откуда она приехала, зачем и какие у нее планы. Эта милая старушка была первой, объяснившей ей, как следует проводить время здесь, в Швейцарии.
— Вы обязательно должны подняться в горы, — сказала она. — Я знаю один очень милый отель, я провела там всю эту зиму. А еще вы много потеряете, если не посетите Люцерн и Оберлакен.
— Оберлакен? — Каро была застигнута врасплох. — Как туда добраться?
— Можно нанять машину, — сказала она и заинтересованно посмотрела на Каро. — Там есть несколько не слишком дорогих отелей, я предпочитаю один из них, вы тоже могли бы остановиться в нем. Он очень уютный, и, если не возражаете, позднее я дам вам его адрес.
Спустя пару дней она так и сделала, взяла машину напрокат и покинула Цюрих. По дороге она испытывала чувства, которые трудно описать. Ей казалось, будто она едет навстречу приключению, которое круто повернет всю ее жизнь. И еще она думала, что судьба сама подталкивает и направляет ее. В Лондоне, когда она только готовилась к путешествию, путеводитель случайно раскрылся на середине, и она увидела слово «Оберлакен». А теперь уже дважды она снова слышала это название от совершенно незнакомых между собой людей.
Глава 3
Для позднего весеннего вечера было необыкновенно жарко. Озеро походило на небольшое море мерцающего кобальта, окруженное горными вершинами, уходящими далеко в небо.
Фрейлейн Нейгер занервничала, услышав очередной нетерпеливый звонок доктора Андреаса. Шеф явно выходил из себя. Это был уже девятый звонок за совсем короткий отрезок времени. Через пару минут он сам, раздраженный, вышел из своего кабинета. В элегантном черном костюме он был похож на пантеру, мечущуюся по клетке.
— Время кончилось еще десять минут назад! — сказал он, повернувшись к своей секретарше. — Я не могу больше ждать!
— Всего только десять минут, доктор, — мягко сказала она. — К тому же графиня редко опаздывает, и наверняка ее задержало что-то очень важное.
Раздался звонок, и фрейлейн Нейгер с облегчением отправилась открывать дверь. Лизель понимала, что еще полминуты, и доктор бы уехал, а ей пришлось бы объясняться один на один с разъяренной графиней. До замужества она была балериной и в гневе теряла приобретенный светский лоск. Ей не просто было бы объяснить, что у доктора были важные дела и что он не может так надолго задерживаться. К тому же сделать это нужно было так, чтобы графиня не сомневалась: уж ее-то здесь готовы ждать сколько угодно, но, видите ли, так сложились обстоятельства. В такие минуты Лизель ненавидела свою работу и чувствовала острую обиду за своего шефа — ей казалось, что все это унижает его. Да, было бы очень неприятно, но, слава Богу, обошлось. Графиня, славившаяся своей красотой и грацией, почти по воздуху впорхнула в приемную.
— Извините меня, доктор. — Ее огромные глаза горели и к тому же излучали прямо-таки волны какого-то магического тепла. — Это все моя горничная. Глупая девчонка слишком поздно меня разбудила. Вы же сами рекомендовали мне послеобеденный сон, и с тех пор, как я следую вашему совету, мне гораздо лучше.
— Но вы все-таки пришли, а значит, все в порядке, — вежливо сказал доктор.
Они вошли в кабинет, и графиня начала долгий рассказ о новых симптомах своего недуга, недавно обнаруженных ею. Подробно описав их, она послала врачу свой самый томный взгляд, откинулась на спинку кресла, как будто охваченная внезапным приступом слабости, и как бы невзначай завела руки за голову, что очень выгодно обрисовало ее грудь. Графиня просидела так минут пять, пока доктор Андреас открывал окна, пытаясь избавиться от запаха ее духов. Она уже давно пыталась его соблазнить, но каждый сеанс заканчивался полным провалом. Это было так неожиданно, так заинтриговывало, что она пыталась делать это снова и снова. Как раз в самый ответственный момент его секретарша заглянула в кабинет и, зыркнув своими глазищами, сказала, что доктору позвонили по очень важному делу.
Выйдя из кабинета, Люсьен сказал: — Лизель, ну почему я должен терять время на эту женщину, когда в мире столько людей, которые действительно нуждаются в профессиональной и квалифицированной помощи?
Она, не ответив, немного поправила прядь волос, спадавшую ей на лицо, и бесстрастно продолжала слушать его возмущенную тираду. Лизель Нейгер работала секретарем у доктора Андреаса уже больше трех лет и великолепно справлялась со своими обязанностями, шеф очень ее ценил. Но и к ее исключительно привлекательной внешности он, видимо, относился как к еще одному профессиональному достоинству. Доктор как будто не замечал ее пышных волос, манящих карих глаз, пухлых губ. Он проявлял к ней не больше интереса, чем к своим титулованным пациенткам, а многие из них были чудо как хороши собой. Самое обидное, что ее шеф обладал таким природным обаянием и тактом, что у каждой женщины наступало мгновение, когда рядом с ним она чувствовала себя единственной и неповторимой. И любая рано или поздно делала безуспешные попытки добиться его особого расположения.
— В один из таких дней, — продолжал он развивать тему, — я брошу всех этих, с позволения сказать, «пациенток» и полностью посвящу себя клинике. Там от меня гораздо больше пользы, чем в обществе этих милых дам.
Лизель слышала все это столько раз, что только улыбнулась и, заглянув в блокнот, напомнила, что следующая встреча с графиней назначена на следующую неделю, на это же
