Тупо, но машинально Джордж просмотрел остальную страницу. История мисс Хикман, дамы-хирурга, тоже, казалось, достигла конца, сведясь к молчанию и тайне. Джордж заметил, что Буффало Билл после лондонского сезона и провинциальных гастролей, длившихся 194 дня, завершил свое турне в Бертоне-на-Тренте и вернулся в Соединенные Штаты. И столь же важным для «Газетт», как приговор «Уайрлийскому Убийце Скота», было следующее сообщение:

Его продержали в Стаффорде еще двенадцать дней, в течение которых ему разрешались ежедневные свидания с родителями. Для него было бы менее мучительно, если бы его немедленно водворили в фургон и отвезли в самый дальний край страны. На протяжении этого долгого прощания и отец, и мать вели себя так, будто положение Джорджа объясняется какой-то бюрократической ошибкой, которую вскоре исправит обращение к надлежащему официальному лицу. Священник получил много писем в поддержку и уже с энтузиазмом говорил об общественной кампании, которую развернет. Джорджу эта ревностность показалась сродни истерии, порожденной ощущением вины. Джордж не воспринимал свое положение как временное, и планы отца не принесли ему никакого утешения. Они больше всего походили на излияние религиозной веры. И только.

Двенадцать дней спустя Джорджа отвезли в Льюис. Там он получил новую униформу из грубого светло-коричневого холста. Спереди и сзади тянулись две вертикальные широкие полосы, а также расплывчатые, скверно отпечатанные стрелы. Ему выдали пару неуклюже сидящих брюк, черные чулки и сапоги. Тюремный чиновник объяснил, что он — звездный, а потому первые три месяца своего срока — или дольше, но никак не меньше, — будет отбывать отдельно. «Отдельно» означало в одиночке. Так начинают все звездные. Джордж поначалу не понял и решил, что звездным его называют потому, что дело его приобрело такую широкую известность; быть может, виновных в особо тяжких преступлениях держат отдельно от других заключенных, которые могут излить свой гнев на потрошителя лошадей. Но нет. Звездными называли тех, кто оказывался в тюрьме впервые. Если попадете вторично, сообщили ему, то окажетесь в категории промежуточных; а если ваши возвращения станут частыми, то попадете в категорию обычных, или профессионалов. Джордж сказал, что у него нет намерения попадать сюда снова.

Его отвели к начальнику тюрьмы, военному ветерану, который удивил его: уставился на фамилию в документе перед собой и вежливо спросил, как она произносится.

— Эйдалджи, сэр.

— Эй-дал-джи, — повторил начальник. — Хотя тут вы по большей части будете номером.

— Да, сэр.

— Англиканская Церковь, сказано тут.

— Да. Мой отец — приходской священник.

— Вот как. Ваша мать… — Начальник словно не нашелся, как задать вопрос.

— Моя мать — шотландка.

— А!

— По рождению мой отец — парс.

— Тут я с вами. В восьмидесятых я был в Бомбее. Прекрасный город. Вы его хорошо знаете, Эй-дал-джи?

— Боюсь, я никогда из Англии не уезжал, сэр. Хотя побывал в Уэльсе.

— Уэльс, — произнес начальник задумчиво, — тут вы меня обошли. Солиситор, сказано тут.

— Да, сэр.

— У нас сейчас в солиситорах нехватка.

— Прошу прощения?

— Солиситоры… У нас сейчас в них нехватка. Обычно имеются один-два. А выпал год, так, насколько помнится, набралось с полдюжины. Но от нашего последнего солиситора мы избавились несколько месяцев тому назад. Не то чтобы вы могли много с ним разговаривать. Вы убедитесь, что правила тут строгие и соблюдаются неукоснительно, мистер Эй-дал- джи.

— Да, сэр.

— Однако у нас имеется парочка биржевых маклеров и банкир в придачу. Я говорю людям: если хотите увидеть подлинный срез общества, так посетите Льюисскую тюрьму. — Он привык повторять эту фразу и сделал паузу для обычного впечатления. — Не то чтобы у нас имелись члены аристократии, спешу я добавить. Или (взгляд на дело Джорджа) в настоящее время священники англиканской церкви. Хотя и они случаются. Непристойное поведение и все такое.

— Да, сэр.

— Ну, я не собираюсь вас спрашивать, что вы совершили, и почему совершили, и совершили ли. И есть ли у любого прошения, которое вы можете направить министру внутренних дел, больше шансов, чем у мыши в лапах мангуста. По моему опыту, это пустой перевод времени. Вы в тюрьме. Отбывайте свой срок, подчиняйтесь правилам, и никаких новых неприятностей у вас не будет.

— Как юрист, сэр, я привык к правилам.

Джордж ничего под этим не подразумевал, однако начальник тюрьмы посмотрел на него так, будто услышал дерзость. Но ограничился тем, что сказал:

— Да-да.

Правил действительно оказалось порядочно. Джордж обнаружил, что тюремные надзиратели — люди вполне приличные, но скованы по рукам и ногам бюрократическими требованиями. С другими заключенными не разговаривать. Не закладывать ногу за ногу в часовне и не скрещивать руки на груди. Баня раз в две недели и личный обыск заключенного, как и его вещей, при любой необходимости.

На второй день в камеру Джорджа вошел надзиратель и спросил, есть ли у него постельный плед.

Джордж подумал, что это излишний вопрос. Ведь наглядно же ясно, что на постели у него имеется многоцветный и разумно плотный плед, которого надзиратель не мог не увидеть.

— Да, есть, благодарю вас.

— То есть как «благодарю вас»? — спросил надзиратель с более чем очевидной воинственностью.

Джордж вспомнил полицейские допросы. Возможно, его тон прозвучал слишком развязно.

— Я хотел сказать, что есть.

— В таком случае он подлежит уничтожению.

Джордж окончательно запутался. Об этом правиле его не поставили в известность. Он тщательно выбрал ответ и особенно тон: