кампании Артура — причиной, по которой он не просто считал Джорджа Идалджи невиновным, но знал это. До какого же неуважения способны они дойти, с такой небрежностью отнесясь к исследованиям и суждениям Артура!

Но он читает дальше, торопясь вперед, будто стараясь забыть этот вывод.

— «По нашему мнению, осуждение было недостаточно обоснованным, и… мы не можем согласиться с вердиктом присяжных». Ха!

— Это значит, что ты победил, Артур: они восстановили его доброе имя.

— Ха! — Артур словно не замечает ее отклик. — Нет, ты послушай! «Наша точка зрения на это дело подразумевает, что у министерства внутренних дел прежде не было оснований для вмешательства». Лицемеры! Лжецы! Оптовые поставщики белил.

— Что это означает, Артур?

— Это означает, любимейшая моя Джин, что никто никакой ошибки не допустил. Это означает, что в ход была пущена великая британская панацея от всего и вся. Произошло что-то ужасное, но никто никакой ошибки не допустил. Следовало бы задним числом внести это в «Билль о правах». Ничто не будет ничьей виной, а особенно нашей.

— Но они же признали, что вердикт был неверен.

— Они объявили, что Джордж был невиновен, но в том, что ему пришлось три года наслаждаться пребыванием в тюрьме, не виноват никто. Раз за разом министерству внутренних дел указывалось на несуразицы, и раз за разом министерство внутренних дел отказывало в пересмотре. Никто никакой ошибки не допустил. Ура! Ура!

— Артур, пожалуйста, чуть-чуть успокойся. Выпей коньяку с содовой или еще чего- нибудь. Можешь даже выкурить трубку.

— В присутствии дамы? Ни в коем случае.

— Ну, я с радостью готова сделать для тебя исключение. Но все-таки успокойся хотя бы немного. А тогда посмотрим, как они оправдывают такое утверждение.

Однако Джордж добирается до этого первым. «Рекомендации… прерогатива милосердия… дарование полного оправдания. С одной стороны, мы считаем, что осуждение не должно было иметь места, по причинам, которые мы изложили… полная утрата профессионального положения и дальнейших перспектив… полицейский надзор… трудно, если не невозможно в какой-то мере вернуть положение, которое он потерял». Тут Джордж отрывается и отпивает воды. Он знает, что за «с одной стороны» всегда следует «с другой стороны».

— «С другой стороны», — рычит Артур. — Бог мой, у министерства внутренних дел сторон больше, чем рук у этого индийского бога, как его там…

— Шива, дорогой.

— У Шивы, когда им требуется найти объяснение, почему их вины ни в чем не было. «С другой стороны, не имея оснований не согласиться с видимым выводом присяжных, что Идалджи был автором писем 1903 года, мы не можем не признать, что и при его невиновности он в известной мере сам навлек свои беды на себя». Нет, нет, нет. НЕТ.

— Артур, ну пожалуйста, не то могут подумать, будто мы ссоримся.

— Извини. Просто… а-а, «Приложение Первое», да-да, петиции, причины, почему министерство внутренних дел никогда ничего не делает. «Приложение Второе», поглядим, как Соломон министерства внутренних дел благодарит Комиссию. «Обоснованный и исчерпывающий доклад». Исчерпывающий! Четыре полные страницы, и ни единого упоминания об Энсоне или Ройдене Остере! Блеяние… «навлек свои беды на себя»… бе-бе- бе и бе-бе-бе… «принять выводы… однако… исключительный случай»… Еще бы… «полная дисквалификация»… А, понятно. Чего они больше всего боятся, так это практикующих юристов, которые все до единого знают, что это величайшее надругательство над правосудием с тех пор… с тех пор… так что, если они допустят, чтобы его восстановили… бе-бе-бе и бе-бе-бе… «всеобъемлющее и тщательнейшее рассмотрение… полное оправдание».

— Полное оправдание, — повторяет Джин, поднимая голову. Значит, победа за нами.

— «Полное оправдание», — читает Джордж, замечая, что остается еще одна заключительная строка Доклада.

— «Полное оправдание», — повторяет Артур. Последнюю фразу они с Джорджем читают вместе. — «Но кроме того, я пришел к заключению, что это дело не принадлежит к требующим возмещения или компенсации».

Джордж кладет доклад и сжимает голову в ладонях. Артур сардонически похоронным тоном читает последние слова: «Остаюсь искренне ваш Г. Д. Гладстон».

— Артур, милый, к концу ты был слишком стремителен. — Она никогда еще не видела его в подобном настроении и встревожена. Ей бы не хотелось, чтобы когда-нибудь подобные чувства обернулись против нее.

— Им следует повесить на здании министерства внутренних дел новые таблички. Вместо «вход» и «выход» — «с одной стороны» и «с другой стороны».

— Артур, не мог бы ты не темнить так, а просто объяснить мне, что все это конкретно означает.

— Это означает, это означает, моя милая Джин, что это министерство внутренних дел, это правительство, эта страна, эта наша Англия открыли новое юридическое понятие. В старину человек был либо невиновен, либо виноват. Если он не был невиновен, то был виноват, а если он не был виноват, то был невиновен. Достаточно простая система, испытанная и проверенная на протяжении многих веков, понятная судьям, присяжным и всему населению вообще. С нынешнего дня в английских законах появилось новое понятие — виновен и невиновен. В этом смысле Джордж Идалджи — первопроходец. Единственный человек, полностью оправданный в преступлении, которого не совершал, и в то же время извещенный, что трехлетний тюремный срок он отбыл заслуженно.

— То есть это компромисс?

— Компромисс! Нет, это лицемерие. То, что у этой страны получается лучше всего. Бюрократы и политики отшлифовывали это века и века. Это называется Правительственным Докладом, это называется Блеянием, это называется…

— Артур, закури трубку.

— Никогда. Однажды я поймал субъекта, курившего в присутствии дамы. Я выхватил трубку у него изо рта, переломил пополам и бросил ему под ноги.

— Но мистер Идалджи сможет вернуться к своей профессии солиситора.

— Сможет. И каждый потенциальный клиент, способный читать газеты, будет думать, что консультируется у человека настолько сумасшедшего, что он был способен писать анонимные письма, изобличая себя в гнусном преступлении, к которому, как признают даже министр внутренних дел и родственник Энсона, да благословит его Бог, он ни малейшего отношения не имел.

— Но, может быть, про это забудут. Ты же сказал, что они хоронят неприятные новости, публикуя их в канун Духова Дня. Так что, возможно, люди запомнят только, что мистер Идалджи был полностью оправдан.

— Ну нет, насколько это зависит от меня.