— При том, Дойль, что нельзя понять конца, если не знать начала. — Энсон теперь наслаждался: его удары один за другим попадали в цель. — У Джорджа Идалджи были достаточные основания ненавидеть Грейт-Уайрли и всю округу. Или, во всяком случае, он так считал.

— А потому мстил, убивая скотину? Где связь?

— Вижу, вы житель больших городов, Дойль. Корова, лошадь, овца, свинья — это не просто скотина. Это опора жизни. Назовите это… экономической местью.

— Можете вы продемонстрировать связь между напавшими на Джорджа в Лэндивуде и каким-либо из животных, впоследствии располосованных?

— Нет, не могу. Но не следует ждать логики от преступников.

— Даже умных и образованных?

— По моему опыту, от них даже еще меньше. В любом случае перед нами молодой человек, баловень родителей, все еще живущий с ними, когда его младший брат уже улетел из гнезда. Молодой человек, имеющий зуб на всю округу, считая ее ниже себя. Он оказывается в катастрофическом финансовом положении. Ростовщики угрожают ему судом, его ждет крах карьеры. Все, к чему он стремился, вот-вот исчезнет из его жизни…

— И поэтому?

— Поэтому… быть может, он помешался, как ваш друг Оскар Уайльд.

— По моему мнению, Уайльда развратил его успех. Едва ли можно приравнять ежевечерние овации в Вест-Энде с критическим одобрением брошюры о железнодорожных законах.

— Вы сказали, что случай с Уайльдом имел патологическую подоплеку. А почему не случай с Идалджи? Я считаю, что солиситор сходил с ума от тревоги не один месяц, напряжение должно было быть огромным, даже непереносимым. Вы сами назвали его клянчащее письмо «отчаянным». И могли последовать какие-то патологические изменения, какая-то наклонность в крови ко злу могла неудержимо вырваться наружу.

— Половина его крови — шотландская.

— Бесспорно.

— А вторая половина — кровь парсов. Наиболее образованной и коммерчески преуспевающей из всех индийских сект.

— В этом я не сомневаюсь. Их недаром называют «бомбейскими евреями». И точно так же я не сомневаюсь, что именно смешение кровей отчасти стало причиной произошедшего.

— Моя собственная кровь — смесь шотландской и ирландской, — сказал Дойль. — Разве она понуждает меня резать скот?

— Вы предвосхищаете мои доводы. Какой англичанин, какой шотландец, какой шотландец наполовину поднимет нож на лошадь, корову, овцу?

— Вы забываете шахтера Фаррингтона, который проделал именно это, пока Джордж находился в тюрьме. Но я спрошу вас в ответ: какой индиец поступил бы так? Разве они не почитают скот как богов?

— Бесспорно. Но если кровь смешана, тут-то и происходит беда. Возникает непримиримое расхождение. Почему человеческое общество повсюду не терпит полукровок? Да потому что их души разрываются между порывами к цивилизации и нездоровой тягой к варварству.

— И в варварстве вы считаете ответственной кровь шотландцев или парсов?

— Вы шутите, Дойль. Вы сами верите в кровь. Вы верите в расу. За обедом вы рассказывали, как ваша мать с гордостью проследила свой род на пять веков назад. Простите, если я неточно вас процитирую, но, помнится, вы сказали, что на ветвях вашего фамильного древа разместилось немало великих мира сего.

— Нет, вы точны. Вы хотите сказать, что Джордж Идалджи располосовывал брюхо лошадям из-за того, что его предки пять столетий назад проделывали это в Персии или где-то еще?

— Я понятия не имею, играют ли тут роль какие-то ритуалы или просто варварство. Вполне возможно, что и сам Идалджи не знал, что подстегивало его делать то, что он делал. Потребность из глубины веков, высвобожденная этим внезапным прискорбным стечением обстоятельств.

— Вы искренне верите, что все происходило именно так?

— Нечто в таком роде, да.

— Ну а Орас?

— Орас?

— Орас Идалджи. Рожденный с такой же смешанной кровью. В настоящий момент уважаемый служащий правительства его величества в налоговом управлении. Вы не предполагаете, что Орас входил в пресловутую шайку?

— Нет.

— Но почему? У него те же рекомендации.

— И опять вы шутите. Орас Идалджи живет в Манчестере, начать хотя бы с этого. И ведь я всего лишь указал, что смешанная кровь создает склонность, подверженность при определенных исключительных обстоятельствах возвращаться к варварству. Разумеется, многие полукровки ведут вполне респектабельную жизнь.

— Если что-то не провоцирует их.

— Как, например, полная луна может спровоцировать безумие у некоторых цыган и ирландцев.

— На меня она никогда и никак не действовала.

— На ирландцев низших сословий, мой милый Дойль. Ничего личного.

— Так в чем разница между Джорджем и Орасом? Почему, согласно вашей гипотезе, один вернулся к варварству, а другой нет? Или пока нет?

— У вас есть брат, Дойль?

— О да. Моложе меня. Иннес. Он офицер.

— Почему он не пишет детективные рассказы?

— Сегодня вечером гипотезы строю не я.

— Потому что обстоятельства, даже когда речь идет о братьях, разнятся.

— И все-таки почему не Орас?

— Все улики были у вас перед глазами, Дойль. Все факты были представлены в суде самой его семьей. Меня удивляет, как вы могли их проглядеть.

Как жаль, подумал Дойль, что он не снял номер в отеле «Белый лев» по ту сторону дороги. Возможно, до конца вечера ему потребуется мебель, чтобы ее пинать.

— Дела, подобные этому, ставящие в тупик посторонних, вызывающие отвращение, по моему опыту, чаще всего связаны с фактами, которые в судах не обсуждаются по очевидным причинам. Факты, которые обычно не выходят за пределы курительных. Однако вы, как указывают ваши рассказы о мистере Оскаре Уайльде, человек, знающий свет. И к тому же, помнится, получили медицинское образование. И вы, если не ошибаюсь, отправились в Южную Африку ради поддержки нашей армии в той войне.

— Все это верно. (Куда клонит этот молодчик?)

— Вашему другу мистеру Идалджи тридцать лет. Он не женат.

— Как многие молодые люди его возраста.

— И, вероятно, так и не женится.

— Особенно учитывая его тюремное заключение.

— Нет, Дойль, проблема не в этом. Всегда находятся неразборчивые женщины определенного типа, которых манит запах Портленда. Помеха тут другая. Помеха тут в том,