она легла в постель, жалуясь на головную боль. Посидев рядом с ней полчаса, он вышел за виски и газетой, отыскивая в ней новости о расследовании. Ничего не было. Преобладали мировые события, сообщения о циклонах и войнах, мультфильмах и результатах гонок. Он направился обратно уже готовый забыть свои сомнения, но нашел дверь запертой и услышал ее голос, доносящийся из комнаты – смягченный, через сон пробирающийся к новой связности.

Он сломал дверь и попытался разбудить ее, но на этот раз ни встряхивание, ни пощечины не произвели никакого впечатления на глубокую дремоту, овладевшую ею.

И вот он был почти уже почти на месте. Он был плохо одет для холода, который уже подбирался к нему, и поеживался, пока шел через пустырь к отелю «Обитель Демонов».

Ранняя осень в этом году, не подождав даже начала сентября, дохнула холодом. За недели, прошедшие с момента, когда он в последний раз был здесь, лето уступило натиску ветра и дождя. Однако это уныние не нагоняло на него тоску. Летнее тепло в небольших помещениях уже никогда не пробудит в нем приятные ощущения.

Он поднял глаза на отель. В ускользающем свете он казался кораллово-красным – отметины от огня и граффити казались почти рельефными, каждая деталь в абсолютном фокусе. Он немного задержался, разглядывая фасад, отыскивая какой-то знак. Может быть, мигнет окно или скрипнет дверь – все что угодно, что подготовит его к тому, что он может обнаружить внутри. Но отель оставался безмолвным. Просто крепкое здание, изуродованное временем и огнем, ловящее последний дневной свет.

Входная дверь была закрыта последним уходящим посетителем, но попыток вернуть на место доски не было. Марти толкнул дверь и она отворилась, скрежеща по штукатурке и пыли на полу. Внутри ничего не изменилось. Люстра качнулась от порыва ветра, незвано ворвавшегося снаружи в святая святых, сухой дождь пыли осыпался на пол.

Пройдя первые два пролета он почувствовал запах – что-то пахло резче, чем хлам или зола. Очевидно, тела по-прежнему были там, где их оставили. Разложение должно было уже начаться. Он не знал, как долго длится подобный процесс, но благодаря опыту предыдущих недель, он был готов к худшему; даже усиливающийся запах едва трогал его.

Он остановился на полпути и вытащил купленную им бутылку виски, отвернул крышку и, все еще следя глазами за остатками лестницы, приложил бутылку к губам. Глоток обжег ему десны и горло и отправился дальше, продираясь к его желудку. Он справился с искушением сделать второй глоток. Вместо этого он закрыл бутылку и сунул ее в карман, прежде чем продолжить подъем.

Воспоминания начали осаждать его. Он надеялся удержать их на расстоянии, но они упрямо возвращались и у него не хватало сил, чтобы справиться с ними. Изображений не было – только голоса. Они эхом отдавались в его черепной коробке, словно она была пуста, а он был просто неким безмозглым животным, отвечающим приказам высшего разума. Огромное желание повернуться и бежать навалилось на него, но он знал, что если он вернется обратно к ней, угрызения совести только усилятся. Скоро он будет с подозрением относится к каждому движению ее руки, интересуясь, не готовит ли Европеец ее к убийству. Это будет просто другой вид тюрьмы: ее стены – подозрение, ее решетки – сомнения, и он будет заключен в ней до конца своей жизни. Даже если Кэрис уйдет, не будет ли он оглядываться через плечо, ища кого-то с лицом, спрятанным за лицом, и непрощающими глазами Европейца?

С каждым шагом его страхи множились. Он ухватился за грязные перила и силой заставил себя идти вверх и вперед. «Я не хочу идти, – захныкал в нем ребенок. – Не заставляйте меня, пожалуйста. Достаточно легко развернуться и отложить это все. Смотри! Твои ноги смогут это, только скажи слово. Вернись! Она проснется в конце концов, только будь терпимей. Вернись!»

«А если она не проснется?» – Возразил голос разума. И это заставило его идти дальше.

Корта он поднялся на следующую ступеньку, что-то шевельнулось на лестничной площадке перед ним. Словно бы прыгнула блоха – не больше; так тихо, что он едва расслышал. Возможно, крыса? Возможно. Все охотники за падалью вполне могли прийти сюда в надежде поживиться, разве нет? Он предвидел и этот ужас и был готов к нему.

Он достиг площадки. Крысы не бросились врассыпную от звука его шагов, по крайней мере он не видел ни одной. Но все же здесь что-то было. На верхней ступеньке лестницы маленькая коричневая личинка, извиваясь, ползла по ковру, явно торопясь куда-то. Видимо, вниз по лестнице – в темноту. Он не стал слишком рассматривать ее. Что бы это ни было, оно было безобидным. Пускай она найдет себе укромное место, чтобы растолстеть там и со временем стать мухой, если у нее были такие намерения.

Он пересек предпоследнюю площадку и начал подниматься по последнему пролету лестницы. Несколько ступенек вверх – и запах резко усилился. Вонь гниющего мяса нахлынула на него и сейчас, несмотря на виски и всю его психологическую подготовку, его внутренности скручивались и переворачивались, как личинка на ковре, дрожа и крутясь.

Он остановился, поднявшись на две или три ступеньки, вытащил бутылку и сделал два больших глотка, проглатывая столь быстро, что на глазах его выступили слезы. Затем он продолжил свой подъем. Что-то мягкое скользнуло под его каблуком. Он взглянул вниз. Еще одна личинка – наверное, старший брат, – была остановлена на своем спуске его ногой: с жирным звуком она лопнула. Он еще несколько секунд разглядывал ее, прежде чем поспешить дальше, чувствуя, что подошвы его ботинок скользят – или же он давил остальных подобных тварей, пока шел?

Голова его звенела от вони; последние пару дюжин ступенек он преодолел почти бегом, спеша быстрее покончить с самым худшим. К тому времени, как он достиг последней ступеньки, он почти задыхался. Он представил, насколько абсурдно он, должно быть, выглядит – пьяный бред, – как гонец с сообщением о проигранной битве и убитых детях, спешащий во дворец некоего величественного короля. Только вот сам король был тоже убит и его бой был тоже проигран.

Он направился к пентхаузу; запах стал настолько сильным, что дышать становилось почти невозможно. Как и в предыдущий раз, он бросил взгляд на свое отражение в зеркале – он выглядел жалким, с уставшим испуганным лицом и – о. Боже! – ковер шевелился. Не две, не три, а по меньшей мере дюжина личинок слепо копошилась здесь, передвигаясь по ковру, оставляя за собой грязные следы. Он не видел раньше подобных насекомых, их строение было сложно определить и все они были разных размеров – некоторые толщиной в палец, другие – размером с детский кулачок; их бесформенные тела были лилового цвета с желтыми пятнышками. За ними оставались следы слизи и крови, как от загнивающих ран. Он обошел их стороной. Они разжирели на еде, с которой он когда-то беседовал и спорил. Ему не хотелось изучать их слишком близко.

Однако, когда он толкнул дверь номера и опасливо шагнул в коридор, отвратительная мысль закралась ему в голову и осталась там, нашептывая непристойности. Эти создания были в номере повсюду. Более активные из них ползали по оштукатуренным стенам, перетягивая колбаски своих тел на обои, оставляя за ними слизистые дорожки, цепляясь за стены, как гусеницы. Их движения были произвольны, некоторые из них, судя по их следам, ползали по кругу.

В полутьме коридора его худшие подозрения едва бурлили, однако они стали закипать, когда он перешагнул через распростертое тело Уайтхеда и шагнул в разделочную комнату, где