мгновение. Том, радостный от того, что может очистить свой разум от сомнений, подчинился.

Чэд ослабил галстук, что для него было то же, что обнажиться догола. Он безупречно улыбнулся Мамуляну.

– Вы ведь собираетесь убить его, так? – спросил он.

– А ты что думаешь? – ответил Европеец.

– Что он такое? Антихрист?

Уайтхед хмыкнул от удовольствия, которое ему доставила эта идея.

– Так ты сказал... – с упреком он обратился к Европейцу.

– Это так? – торопил Чэд. – Скажите мне. Я смогу принять правду.

– Я еще хуже, чем это, мальчик, – сказал Уайтхед.

– Хуже?

– Хочешь клубники? – Уайтхед поднял вазу и протянул ему. Чэд бросил взгляд на Мамуляна.

– Он не отравил ее, – уверил его Европеец.

– Она свежая. Возьми. Уйди за дверь и оставь нас с миром.

Вернулся Том с маленьким столиком. Он поставил его посредине комнаты.

– Если вы сходите в ванную, – сказал Уайтхед, – то найдете там изобилие всяких напитков. В основном, водки. И немного коньяка тоже, я думаю.

– Мы не пьем, – сказал Том.

– Сделайте исключение, – ответил Уайтхед.

– Почему нет? – сказал Чэд, его губы были перепачканы в клубнике, по подбородку тек сок. – Это же конец света, верно?

– Верно, – кивая, сказал Уайтхед. – Так что можете идти, пить, есть и забавляться друг с другом.

Том уставился на Уайтхеда, который смотрел на него с притворным сожалением.

– Прошу прощенья, так вам не позволяют даже мастурбировать?

Том издал звук отвращения и вышел из комнаты.

– Твой напарник чего-то приуныл, – сказал Чэду Уайтхед. – Давай, бери оставшуюся клубнику. Искуси его.

Чэд так и не понял, насмехаются над ним или нет, но взял вазу и пошел вслед за Томом.

– Ты скоро умрешь, – отрывисто сказал он Уайтхеду и закрыл за собой дверь.

Мамулян разложил на столе колоду карт. Это не были порнографические карты – он сжег их на Калибан-стрит, вместе с несколькими книгами. Карты на столе были старше тех на много веков. Их масти были разрисованы от руки, рисунки старших карт были грубо вычерчены.

– Правда? – спросил Уайтхед о последних словах Чэда.

– Что?

– Насчет смерти.

– Прошу тебя. Пилигрим...

– Джозеф. Называй меня Джозеф, как всегда.

– ...разделим это на двоих.

– Я хочу жить.

– Конечно, хочешь.

– То, что произошло между нами – это ведь не причинило тебе вреда, разве нет?

Мамулян протянул карты Уайтхеду, чтобы тот перемешал, но когда предложение было проигнорировано, он сделал это сам, перемешав карты здоровой рукой.

– Ну так как?

– Нет, – ответил Европеец. – По правде, нет.

– Тогда в чем дело? Зачем вредить мне!

–Ты ошибаешься относительно моих мотивов. Пилигрим. Я пришел сюда не для того, чтобы мстить.

– Тогда зачем?

Мамулян принялся сдавать карты для «очка».

– Чтобы закончить нашу сделку. Тебе так сложно это уяснить?

– Я не заключал сделок.

– Ты обжуливал меня, Джозеф, почти всю свою жизнь. Ты вышвырнул меня прочь, когда я уже не был тебе нужен, и оставил меня подыхать. Я прощаю тебе все это. Это в прошлом. Но смерть, Джозеф, – он закончил раздачу, – она в будущем. В близком будущем. И я не буду один, когда отправлюсь туда.

– Я принес свои извинения. Если тебе нужны действия покаяния, назови их.

– Нет.

– Тебе нужны мои яйца? Мои глаза? Возьми их!

– Играй, Пилигрим.

Уайтхед встал.

– Я не хочу играть!

– Но ты просил.

Уайтхед взглянул на карты, разложенные на столе.

– Вот так ты меня и заполучил, – тихо сказал он. – Этой гребаной игрой.

– Сядь, Пилигрим.

– Заставил меня мучиться страданиями проклятых.

– Разве? – В голос Мамуляна вплелось сочувствие. – Ты правдамучился? Если так, то мне действительно очень жаль. Смысл искушения в том, что некоторые вещи стоят своей цены.

– Ты Дьявол?

– Ты же знаешь, что нет, – сказал Мамулян, морщась от этой новой мелодрамы. – Каждый человек – свой собственный Мефистофель, ты не думаешь? Если бы не появился я, ты заключил бы сделку с какой-нибудь другой силой. И получил бы свое состояние, своих женщин и свою клубнику. И все эти мучения, от которых я тебя заставил страдать.

Уайтхед слушал, как иронизировал этот мягкий голос. Конечно же, он не страдал —он прожил жизнь удовольствий. Мамулян прочитал эти мысли на его лице.

– Если бы я действительнохотел, чтобы ты мучился, – раздельно проговорил он, – Я бы получил это сомнительное удовольствие много лет назад. И ты знаешь об этом.

Уайтхед кивнул. Свеча, которую сейчас Европеец поставил рядом с розданными картами, дрогнула.

– То, чего я хочу от тебя, намного более постоянно, чем страдание, – сказал Мамулян. – Теперь играй. У меня зудят пальцы.

Марти вышел из машины и постоял несколько секунд, глядя на угрожающую громаду отеля «Обитель Демонов». Свет, почти неразличимый во тьме, мерцал в одном из окон верхнего этажа. Второй раз за сегодняшний день, он отправлялся в отель через пустырь; его била дрожь. Кэрис не вступала с ним в контакт с того момента, как он отправился сюда. Он не вторгался в ее молчание – было слишком много возможных причин. И ни одна из них не была приятной для него.

Когда он подошел к передней двери, он заметил, что она взломана. По крайней мере, он может войти нормально вместо того, чтобы карабкаться по пожарной лестнице. Он переступил через набросанные доски и прошел через огромный дверной проем в фойе,