Дебби беспокойно ерзала на заднем сиденье: то «папа, мне жарко», то «папа, я хочу апельсинового сока». И, наконец, «папа, я хочу пи-пи».
Рон остановил машину на безлюдной ровной дороге. Пришлось играть в добренького папочку. Если и дальше ему будет отведена эта роль, то к концу дня дети избалуются окончательно.
– Итак, солнышко мое, сейчас ты сделаешь пи-пи, и мы поедем дальше, чтобы поискать тебе мороженое.
– А где же ля-ля? – спросила дочка. Это дурацкое слово было выдумано ее мамочкой.
Вмешалась Мэгги, лучше ладившая с девочкой в таких вопросах, чем Рон:
– Детка, сходи туда – на полянку около дороги. Видишь ее?
Дебби ничего не могла взять в толк. Рон обменялся с Яном полуулыбками.
Мальчик напустил на лицо смешливую гримасу. Он поддразнивал сестренку:
– Чего же ты не идешь? Давай, торопись, а то придется искать тебе более подходящее место и ты описаешься по пути.
«Более подходящее место, – думал Рон. – Что он имеет в виду? Уж не Лондон ли?»
Дебби никак не решалась:
– Я там не могу, мамочка!
– Почему?
– Меня там может кто-то увидеть.
– Что ты, никто тебя не увидит, – убеждал Рон. – Ты сделаешь, как скажет мама, и все будет в порядке.
Он повернулся к Мэгги:
– Сходи с ней, любовь моя.
Мэри не шелохнулась:
– Она и сама умеет.
– Ты же видишь – она боится. Да и как она перелезет через эту решетку?
– Тогда сходи с ней сам.
Рону не хотелось возражать – начался бы бессмысленный спор. Он выдавил из себя улыбку и сказал:
– Пойдем.
Дебби вышла из машины. Рон помог ей перебраться через железную ограду, за которой раскинулось широкое поле. Урожай с него уже был собран. Оно пахло... свежей землей.
– Ты что папа? Не смотри! – выговорила ему дочка. – Ты
Как она любит командовать и управлять, а ведь ей всего девять! Она умела уже играть на его нервах не хуже, чем на фортепиано, которым занималась три года. Они оба знали это. Рон улыбнулся и зажмурился.
– Видишь? Папа закрыл глаза. Давай, девочка, делай все побыстрее.
– Только ты не вздумай подглядывать. Обещай, что не будешь подглядывать?
– Я не буду подглядывать, – торжественно продекламировал Рон.
Боже мой, она уже устраивает целый спектакль!
– Поторопись, мое солнышко.
Он обернулся в сторону машины: Ян сидел, склонив голову над страницами очередного глупого комикса, его глаза неподвижно замерли над чем-то уж очень интересным. Весь день он был угрюм и серьезен. Единственное изменение на его лице Рон заметил, когда они оба обменялись чем-то, напоминавшим улыбки. То, что отразилось на лице Яна, вряд ли было естественным – вряд ли ему хотелось улыбаться, вряд ли он намеревался посмеяться над сестренкой. Он был сегодня слишком задумчив.
Дебби стянула штанишки и присела. Она тужилась, но ничего не получалось. Как она ни старалась.
Рон окинул взглядом все поле, вплоть до горизонта. Там кружились шумные стаи чаек. Рон смотрен на них: сначала спокойно, потом со все большим нетерпением.
– Скорее, моя детка.
Рон снова оглянулся на машину: Ян смотрел теперь на него. На лице его была печать скуки. Бледное грустное лицо. Что же с ним? Какая-то безысходность сквозила во взгляде. Рон терялся в догадках. Будто бы – или действительно? – не заметив, что на него смотрит отец, он снова занялся сборником комиксов.
Дебби вдруг резко вскрикнула: в ушах у Рона зазвенело.
– Господи! – Рон полез через ограду. К ней заспешила теперь и Мэгги.