студии, снимающей «Ящик Пандоры», — попытался силой прорваться на съемочную площадку, чтобы выяснить отношения с Луизой. Она наотрез отказалась с ним разговаривать, и его с позором вышвырнули прочь. Через три дня он сел на пароход и отплыл в Америку.
С «блажью», как он впоследствии называл этот эпизод, было покончено навсегда. Выздоровевший Кадм с почти пугающим аппетитом принялся за дела. Год спустя после его бесславного возвращения из Европы, в октябре 1929 года, грянул биржевой кризис, ознаменовавший собой начало Великой депрессии. В период всеобщего бедствия Кадм проявил ловкость и изворотливость, достойную ловцов мустангов, героев его любимых вестернов, — ему удалось не только сохранить, но и приумножить свое состояние. Пока другие финансовые столпы по уши залезали в долги или же сводили счеты с жизнью при помощи пистолета, пока страна страдала от экономического кризиса, равного которому она не знала со времен Гражданской войны, Кадм процветал, превращая всеобщее поражение в свою победу. За символическую цену он скупал остатки разорившихся предприятий, хотя порой все же проявлял великодушие и бросал спасательный круг утопающим, не сомневаясь, что после они отплатят ему сторицей.
Кадм вел дела не только с честными людьми, которые и в трудные времена не забывали о морали, он также не чурался и тех, у кого руки были по локоть в крови. Сухой закон доживал свои последние дни, невероятные прибыли по-прежнему ожидали всякого, кто ухитрялся снабжать спиртным изнемогающую от жажды Америку. А там, где были прибыли, там был и Кадм Гири. На протяжении четырехлетнего периода между своим возращением из Германии и отменой пресловутой Восемнадцатой поправки он успешно вкладывал деньги в алкоголь и «развлекательный» бизнес и извлекал доходы, о которых не удавалось проведать ни одному налоговому инспектору, отмывая их при помощи своих законных предприятий.
Но он был очень осторожен в выборе деловых партнеров и избегал общения с теми, кто упивался своей дурной славой. Он никогда не имел дел с Капоне, предпочитая более «скромных» компаньонов, как Тайлер Берджесс или Кларенс Филби, чьи имена не попадали в газетные заголовки. Но вообще-то он боялся конфликтов с законом и, несмотря на огромные доходы от махинаций со спиртным, весной 1933 года, как раз перед тем, как Конгресс аннулировал поправку, он порвал все контакты с «людьми со Среднего Запада».
Однако тут необходимо отметить, что именно Китти заставила его принять это решение. Обычно она не вмешивалась в дела мужа, но, как она сказала ему, речь шла уже не о деньгах, а о репутации семьи, которая будет погублена, если будет доказана связь Кадма с этим отребьем. При всей своей независимости Кадм счел за благо подчиниться давлению жены, тем более что необходимость общаться с преступниками действовала ему на нервы. Все они были неотесанными мужланами, и, как сказал Кадм, их ближайшие предки наверняка прозябали в каком-нибудь забытом уголке Европы и питались вшами со своих ослов. Это выражение так понравилось Китти, что она пользовалась им всякий раз, когда хотела сказать убийственную колкость.
Итак, Сухой закон и годы Великой депрессии остались в прошлом, в настоящем же Гири были одной из самых богатых семей на континенте. Они владели сталелитейными заводами, верфями и скотобойнями, кофейными и хлопковыми плантациями, необозримыми полями, засеянными ячменем и пшеницей, и бескрайними пастбищами. Им принадлежала значительная часть недвижимости в тридцати крупнейших городах Америки, на их землях стояли многоквартирные дома и отели.
Они были обладателями скаковых лошадей, ипподромов, гоночных машин и треков. Владели обувными фабриками, консервными заводами, ресторанами и закусочными. Кроме того, им принадлежали журналы и газеты, а также люди, эти журналы и газеты выпускавшие, доставлявшие и продававшие. То, что Гири не могли приобрести, они украшали собственным именем. Стремясь подчеркнуть различие между своим благородным семейством и неотесанными выскочками, с которыми Кадм порвал в тридцать третьем году, Китти позволялось тратить миллионы долларов на благотворительность, в результате имя Гири появилось на фасадах больниц, школ и сиротских приютов. Разумеется, все эти благие деяния не могли пустить пыль в глаза недоброжелателям, с завистливым вниманием наблюдавшим за безостановочным ростом семейного состояния. С течением лет Кадм ничуть не умерил своих аппетитов. В шестьдесят пять, когда для многих главным удовольствием в жизни становится рыбалка и работа в саду, Кадм устремил свой проницательный взор на Гонконг и Сингапур, где он с успехом повторил некоторые махинации, некогда осуществленные в Америке. Демон обогащения не оставлял Кадма своим покровительством, словно по волшебству он создавал все новые процветающие компании. Могущество Кадма стало безграничным, в обществе он почти не появлялся, но о нем ходили легенды.
Как и в молодости, он был окружен женщинами и с легкостью завоевывал все новых поклонниц, но это для него уже не имело особого интереса. Несомненно, он по-прежнему оставался прекрасным любовником (не исключено, что в этот период жизни он сознательно выбирал менее благоразумных и тактичных женщин, чем прежде; их нескромность служила рекламой его мужских достоинств), но после случая с Луизой Брукс он боялся влюбляться и всю свою страсть вкладывал в бизнес. Лишь деловой успех дарил ему подъем духа, подобный тому, что он испытал во время первой встречи с Китти или во время злосчастного вояжа в Германию; лишь приумножая свое состояние, Кадм испытывал блаженство или, по крайней мере, был близок к тому.
Тем временем подросло новое поколение династии. Старшим из юных Гири был Ричард Эмерсон, появившийся на свет в 1934 году, после того как две беременности Китти окончились неудачей. Год спустя у супругов родилась дочь, Нора Фэй Гири, а еще через два года — сын Джордж, отец Митчелла и Гаррисона.
Во многих отношениях детские годы Ричарда, Норы и Джорджа прошли в обстановке куда более эмоционально благоприятной, чем детство их предков. Китти прекрасно понимала, насколько губительным может стать влияние богатства, на примере собственной семьи она видела, с какой легкостью и быстротой оно способно разрушить личность. Она сделала все от нее зависящее, чтобы помешать тлетворному сознанию собственной исключительности отравить детские души — от природы Китти была наделена выдающимся даром любви, и это чувство, не востребованное в замужестве, щедро изливалось на детей. Любимицей отца была Нора, и он не собирался отказывать себе в удовольствии побаловать обожаемую дочку. В результате Нора превратилась в капризное своевольное дитя, и все усилия Китти исправить ее характер казались тщетными. Стоило девочке не получить от матери желаемого, она, заливаясь слезами, бежала к отцу, и любая ее прихоть немедленно исполнялась. Желание отца порадовать свою любимицу всеми возможными способами вскоре достигло воистину грандиозных размеров: когда Норе было одиннадцать лет, она сказала, что хочет стать актрисой, и любящий родитель оплатил «Метро-Голдвин-Майер» съемки небольшого фильма с ее участием. До поры до времени последствия этого безумного потворства не давали о себе знать, но настал день, когда они привели к трагедии.
Китти меж тем наделяла сыновей своей куда более разумной любовью и с удовлетворением наблюдала, как мальчики превращаются в незаурядных мужчин. То, что ни один из них не проявил желания участвовать в управлении империей Гири, вовсе не было случайностью. Китти сумела внушить обоим недоверие к миру, в котором их отец достиг столь головокружительных успехов. Лишь когда у Кадма, которому перевалило далеко за семьдесят, появились первые признаки старческого маразма, Джордж, младший из двух сыновей, согласился оставить собственную инвестиционную компанию и взять под наблюдение процесс преобразований, в которых настоятельно нуждалась ставшая чрезмерно громоздкой империя.
