Этот маневр был придуман в постели, прошлой ночью.

Вместо ответа он лишь кивнул, на лице сохранялось смешанное выражение недоверия и настороженности. Очевидно он просто не верил привалившему ему счастью.

– Хотите еще выпить? – спросила она. – Или сразу отправимся наверх?

Он снова кивнул.

– Похоже, я уже достаточно выпил.

– Тогда наверх. Он нерешительно подался в ее сторону, возможно, намереваясь поцеловать. Но ей не хотелось никаких ласк или ухаживаний. Увернувшись от прикосновения, она направилась к лестнице.

– Сюда, за мной, – пригласила она. Он послушно последовал за ней. На верхней ступеньке она обернулась и заметила, как он стирает пот с подбородка платком. Подождав, пока он поравняется с ней, повела его по коридору к двери в «сырую» комнату. Дверь была распахнута настежь.

– Входите, – сказала она. Он повиновался. Ему понадобилось несколько секунд, прежде чем глаза привыкли к царившей в комнате темноте, и еще несколько секунд, прежде чем заметить:

– Но здесь нет кровати…

Она затворила за собой дверь и включила свет. У притолоки на гвозде висел старый пиджак Рори. В его кармане она спрятала нож. Он повторил:

– Нет кровати…

– А чем плохо на полу? – спросила она.

– На полу?

– Снимай пиджак. Здесь тепло.

– Да, не холодно, – согласился он, но и не подумал ничего снимать. Тогда она подошла к нему и стала развязывать галстук. Он весь так и дрожал, бедняжка. Бедная бессловесная овечка… Она уже снимала галстук, когда он сбросил пиджак.

Интересно, видит ли это Фрэнк, подумала она. И исподтишка взглянула на стену. Да, наверное, он там… Он видит. Он знает. Он уже облизывается, весь в нетерпении… «Овечка» снова открыла рот:

– Почему бы тебе… – начал он. – Почему бы… э-э, может, ты сделаешь то же самое?

– Что, хочешь увидеть меня голенькой? – дразняще улыбнулась она. При этих словах глаза его масляно заблестели.

– Да, – торопливо ответил он. – Да, хочу.

– Очень хочешь?

– Очень.

Он уже расстегивал рубашку.

– Ну тогда, может, и увидишь.

Он снова одарил ее улыбкой.

– Это что, игра такая? – спросил он.

– Может, и игра. Все от тебя зависит, – ответила она и помогла ему снять рубашку.

Тело у него оказалось восковой белизны и почему-то напомнило ей грибы. Грудь жирная, живот тоже. Она приложила ладони к его лицу. Он поцеловал кончики ее пальцев.

– Да ты красавица… – пробормотал он, с трудом выталкивая слова.

– Разве?

– Сама знаешь. Настоящая красавица. Самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

– Очень любезно с твоей стороны, – ответила она и повернулась к двери. Сзади послышалось звяканье пряжки пояса и шорох ткани по коже – это он стягивал брюки.

Сейчас или никогда, подумала она. Она не хотела видеть его в чем мать родила. И без того достаточно насмотрелась. Она запустила руку в карман пиджака.

– Эй, дорогая, – раздался голос «овечки». Она выпустила из пальцев нож.

– Ну что еще? – и обернулась. Если кольцо на пальце могло еще ничего не значить, то теперь его семейное положение было для нее уже совершенно очевидным. О том, что он женат, говорили чудовищные трусы: громадные, мешковатые, стираные-перестираные, интимный предмет туалета, несомненно купленный женой, давным-давно переставшей думать о своем муже как об объекте сексуальных удовольствий.

– Я… э-э… Кажется, мне придется пойти отлить, – сказал он. – Слишком уж много виски выпил.

Слегка пожав плечами, она снова отвернулась к двери.

– Я мигом, – сказал он ей в спину. Но рука ее оказалась в кармане пиджака прежде, чем эти слова достигли ушей, и не успел он шагнуть к двери, как она уже обернулась к нему, сжимая в пальцах нож.