другом вон тот козел за газометром тень холод собачий а тогда там был поезд бежать между рельс Мондини великий Мондини он сделает крепче твои ступни соединит ноги с глазами бежать и не смотреть на ноги ставь ноги на шпалы смотри на них уголком глаз уголком глаз только так ты увидишь ступни противника о'кей Учитель кулаки растут из ступней ступни это неродившиеся кулаки неудавшиеся неудавшиеся кулаки бац бац правой правой левой правой Мондини славный парень как это здорово тень от моего пальто раздутого ветром перевязанные руки молотят воздух я достал их всех я бегу с перевязанными руками тебе не надо драться что за хрень все драка ты всегда дерешься это мне по душе в боксе драка без конца когда бежишь когда ешь когда прыгаешь через веревку когда я завязываю шнурки когда напеваю перед встречей хорошо бы побегать в перчатках перед встречей как это здорово моя тень невозможно здорово Ларри Ларри Лоуэр Ларри Лоуэр против Стэнли Пореды что за хрень бац бац апперкот бац Пореда дерьмовое имя бац я подстригусь под ноль чуть-чуть совсем чуть-чуть длиннее на голове все торчит потрогай здесь Джоди она смеется кладет руку мне на голову я хочу ночную рубашку с надписью Лоуэр понял Ларри Лоуэр на место Гормана ты понял конечно ты понял бац Мондини скажет какая хрень это все Мондини бац бац не хочет ничего понять иди в жопу Ларри в жопу какой собачий холод сколько еще в тени уже час еще полтора бац посмотри на этого не нравятся мои золотые часы никто не бегает с такими часами посмотри на него подумай лучше о своих яйцах подумай как это здорово пар изо рта на таком собачьем холоде а ты нехилый Ларри Лоуэр спроси ты с микрофоном зачем мне бокс вот тип этот Дэн де Пальма мать тайком слушает его по радио тайком от отца тот об этом и слышать не хочет мать слушает Дэна вранье что она плачет бац неправда вранье бац Дэн де Пальма спроси раз и навсегда зачем мне бокс а затем что в боксе все прекрасно и ты тоже ты можешь стать прекрасным Ларри Лоуэр мое кашемировое пальто развевается над путями среди зимы бац бац правой левой правой быстро ноги на шпалы я могу закрыть глаза под ногами будут шпалы я никого не встречал такого как Мондини и ты тоже не встречал ты и твой Пореда что за дерьмовое имя бац бац блин послушай Дэн де Пальма ты хочешь знать зачем мне бокс это целая жизнь за пару минут вбей себе в башку я мог бы подождать ты незнаком с моим отцом был бы знаком понял бы что такое отдать жизнь чтобы успеть в нужный момент с одной стороны успех с другой провал вот это нужный момент ты и твой талант и все не надо ничего ждать ты знаешь чем все кончится все кончается однажды вечером я пробовал ты все равно захочешь еще и еще это как жить сто раз меня ничто не остановит возьмем какого-нибудь Пореду пятьдесят семь встреч четырнадцать поражений все купленные все через нокауты кто тебя уговорил вернуться на ринг мошенник тебе в голову засадили мысль что ты трахнешь Лоуэра бедняжка кто потратится на билет чтобы смотреть на тебя на твои сломанные руки тот тип сделал тебе больно а я сделаю в сто раз больнее Пореда бац тот раз в Саратоге и еще один раз против Уолкотта но только вначале потом уже не было и это был не настоящий страх они все твердят что не надо об этом думать кто об этом думает я не думаю покажите мне страх я никогда не видел пусть у Пореды голова болит Мондини говорит он давайте посмотрим я хочу я хочу страха Учитель бац бац бац мне не страшно бац левой правой левой два шага назад потом снова из низкой стойки бац прекрати это прекрати танцевать а я хочу люблю танцевать они ни хрена не понимают когда я танцую прочти в их глазах они больше ни черта не понимают классные у меня ботинки с красным верхом а тот просто обосрался перед встречей страшно было конечно я хочу страха старина Том всегда тренируется его измолотили как грушу столько ударов в голову славный старина Том ты можешь сдохнуть можешь стать как Том лучше сдохнуть мне по барабану но не как Том если меня трахнут хочу сдохнуть тут же пусть не останавливаются на полдороге я буду вставать пока не сдохну слышишь Дэн де Пальма я люблю когда все это быстро не хочу ждать до старости я спешу не спрашивай почему странно мне нравится думать что я сдохну на ринге похоже я законченный придурок это как думать что бросишься в пропасть блин до чего странно о чем я думаю лучше бы побегать с Батчем поговорить кончай это козел думай о Пореде дерьмовое имя бац бац с ним будет грязная игра пусть будет грязная ты этого хочешь или летать перед ним как бог спереди сзади спереди сзади я его не бью я размягчаю ему мозги своими трюками представь как это выиграть встречу одним ударом все остальное это мысли они заставят выдохнуться этого типа и вот он застыл на месте и ты впечатываешь свой удар бац нет не с Поредой с Поредой грязная игра может быть вначале нет но потом да дерьмо сплошное дерьмо провести бой и забыть я хочу чтоб было завтра я хочу чтоб прямо сейчас было завтра спокойно Ларри спокойно беги Лоуэр беги.

Гульд остановился. В палате номер три плакала женщина, громко. То и дело она кричала, что она хочет уйти отсюда, что все ее достали, что ее не выпускают. За дверью, в коридоре, стоял ее муж. Он разговаривал с каким-то господином, жирноватым и пожилым. О том, что не знает, как быть, что она кинулась с лестницы в ночь под Рождество, все случилось неожиданно, когда ее привезли из клиники, она выглядела здоровой, вполне нормальной, потом настала ночь под Рождество и она кинулась с лестницы, и он не знает, как быть, везти ее в психиатрическую больницу он не хочет, нога сломана в двух местах, три ребра смещены, больше не могу, восемнадцать дней я не выхожу отсюда, больше не могу. Он говорил, прислонившись к стене, спокойным тоном, не повышая голоса, не размахивая руками. Из палаты доносились женские крики. Плач ее напоминал плач ребенка. Совсем миниатюрная женщина. Гульд отправился дальше. Он снова поравнялся с дверью палаты номер восемь, вошел и уселся на стул рядом с кроватью, где лежал профессор Тальтомар. Машина по-прежнему дышала. Тальтомар лежал в той же позе: голова слегка повернута в сторону, руки высунуты из-под одеяла, пальцы скрючены. Гульд провел некоторое время за просмотром неподвижного кадра: старик, уходящий из жизни. Затем склонился над кроватью, не покидая своего стула, и сказал:

— Пятнадцатая минута второго тайма. Ноль-ноль. Свисток судьи. Он подзывает к себе обоих капитанов. Говорит, что сильно устал, не знает, что с ним такое, но он устал и хочет вернуться домой. Хочу вернуться домой, говорит. Пожимает руки капитанам, поворачивается и бредет по полю в сторону раздевалок. Зрители наблюдают за ним молча. Игроки застыли в ожидании. Мяч в центре поля, но никто на него не смотрит. Судья кладет свисток в карман, что-то неразборчиво бормочет, потом исчезает в проходе под трибунами.

Руки Тальтомара оставались неподвижными. Веки чуть подрагивали. Машина дышала. Гульд застыл в ожидании. Он смотрел на губы Тальтомара. Без прилипшего окурка губы казались необитаемыми. Из коридора доносился женский плач, похожий на плач ребенка. Шло время, постоянно шло время.

Когда Гульд наконец встал, то поставил стул на место. Перекинул пальто через руку: стояла адская жара. Окинул взглядом дышащую машину. Замер — на одно лишь мгновение — у постели.

— Спасибо, профессор.

Спасибо, произнес он про себя.

Потом вышел из палаты. Спустился по лестнице, пересек большой холл, где продавались газеты и больные в пижамах звонили домой. Наружная дверь, из стекла, открывалась сама, если к ней подойти. На улице светило солнце. Пумеранг и Дизель ждали его, прислонясь к мусорному баку. Они пошли втроем в сторону центра по обсаженной деревьями улице. Все трое двигались кривоногой походкой Дизеля, слегка приплясывая, как настоящие профессионалы.

Не сразу, а только когда дошли до перекрестка с Седьмой улицей, Пумеранг почесал в бритом наголо затылке и не сказал:

— Два капитана посовещались, и команды продолжили игру. И матч будет идти до конца вечности.

У Гульда в кармане пальто нашлась окаменевшая жвачка. Гульд отклеил ее и сунул в рот. Она оказалась холодной и жестковатой, как встреча одноклассников, которые не виделись много лет и случайно столкнулись на улице.

Шатци возвратилась домой в пять утра. Если она оказывалась в постели с кем-то, то никогда не засыпала с ним в одной кровати. Это было просто смешно. Но Шатци всегда изобретала благовидный предлог и уходила.

Она присела на ступеньки, не заходя внутрь. Еще не рассвело. Откуда-то шли непонятные звуки, те, которых не слышно днем. Словно остатки каких-то вещей затаились позади и теперь рвались соединиться с миром, точно в час рассвета, и оказаться посреди всепланетного шума.

«Всегда что-нибудь да потеряется на улице, — подумала Шатци. — Оставим эго».

Оказаться в постели с кем-то, кого не видел раньше, — все равно что совершить путешествие. Сразу наваливается усталость, просто смех. Но зато когда вспоминаешь — это прекрасно. Так хорошо заняться этим, и целый день потом быть холодной и недоступной, и думать, что прошлой ночью ты делала вот это и