доступной его мечтам. Он представлял её тугие широкие бёдра, полные груди, манящую ласку нежных рук и жаркое дыхание, от которого прежде озноб нетерпения охватывал с головы до пят. Эта женщина как бы манила издалека призрачным обаянием своего податливого тела, хотя душа её продолжала оставаться в потёмках. Думалось, что не всё у них, быть может, безвозвратно потеряно. Такая пламенная любовь просто так не проходит. Однажды в старом доме повторится ужин при свечах, опять зазвучит для него старинный рояль, будет и утреннее пробуждение в мансарде под шум дождя, и вздохи вековых сосен, и её тихая молитва… Возможно, там всё ещё ждут заблудившегося морехода. Стоит только вернуться туда, чтобы никуда уже не уходить, и всё начнётся сначала. Вернётся любовь, и счастье тогда их уже не оставит, если этого очень захотеть. А нужна-то самая малость: забыть прежнюю обиду и переступить через собственную гордость. По крайней мере, Егору очень хотелось в этом себя убедить. А иначе в дальнем походе просто нечем было бы жить. Что же будет на самом деле, он не знал. Да и какие-то определённые планы строить по этому поводу совсем не хотелось. Будущее представлялось ему собственным ледяным полем, под которым предстояло идти, не видя конца.
Не успел Егор заснуть, как зазуммерил висевший на переборке телефон. Приподнявшись, он протянул руку, выдернул из зажимов трубку и, позёвывая, поднес её к уху. Вахтенный офицер просил срочно прибыть в центральный, поскольку в момент подвсплытия и очередного сеанса радиосвязи на имя командира пришла срочная телеграмма.
Сладкой дрёмы как и не было. Егор в мгновенье оделся и выскочил из каюты.
В расшифровке сообщалось, что в высоких широтах, при разведке погоды, потерпел аварию военный самолёт. Пилоту и штурману, по всей вероятности, удалось выброситься на парашютах. Приводились и координаты места происшествия, откуда непрерывно подавал сигналы аварийный радиомаяк. Непрядова просили сделать всё возможное, чтобы попытаться спасти лётчиков, если они ещё живы.
Изменив курс, лодка устремилась к месту аварии. Егору не хотелось думать, что лётчики погибли: ведь сумел же кто-то из них в момент приледнения включить портативный радиопередатчик. Это могло также означать, что экипаж перед тем, как покинуть борт самолёта, успел прихватить с собой аварийный контейнер, в котором находился некоторый запас продовольствия и питьевой воды. Была там и надувная резиновая лодка с навесом, которая одновременно могла служить жилой палаткой. Её-то и предлагалось, главным образом, поискать, поскольку она имела весьма приметную ярко оранжевую окраску. Но основная надежда была всё же на непрерывно подававший сигнал радиомаячок. Именно он, пока не иссякнут батарейки, будет давать хоть какую-то реальную надежду на спасение людей во мраке полярной ночи.
Многое зависело от того, как скоро Непрядовская лодка сумеет прийти в точку, обозначенную на планшете координатами места аварии. Механик Теренин начал набирать максимальную скорость, которую только мог выдать на безопасной глубине. Гадроакустик Хуторнов при этом до пределе «навострил» собственные глаза и уши, стараясь обезопасить продвижение лодки по курсу на бешеной подводной скорости. А доктор Целиков, тем временем, начал готовить к работе, на всякий случай, корабельную операционную.
Теперь дорога была каждая минута. Но штурман Тынов докладывал, что даже при самых благоприятных условиях в расчётную точку могли прийти не раньше, чем через полтора суток. И командиру было отчего озаботиться и поломать голову. Ведь никто не мог заранее сказать, насколько возможно будет всплыть в заданном квадрате, стараясь как можно ближе подойти к намеченной точке. Неясной было, какой окажется погода, от которой также зависело очень многое. И уж совсем невозможно предвидеть, как поведут себя многолетние паковые льды, которые по природе своей находились в непрерывном движении. Можно было лишь надеяться на счастливый случай, хотя бы на один шанс из возможных ста, который позволил бы спасти людей. Непрядов дал указания и снова отправился досыпать к себе в каюту.
На этот раз он раздеваться не стал, завалившись в одежде поверх одеяла. Только начал дремать, как снова нудно проверещал телефон. Из центрального доложили, что резко ухудшилась ледовая обстановка. И снова Егор на ногах.
— Застопорили ход и легли в дрейф, товарищ командир, — слегка волнуясь, доложил Непрядову стоявший на вахте Дымарёв. — Перед нами сплошная ледяная стена, дальше хода нет. Похоже, что это айсберг.
— Ничего, Василий Харитонович, безвыходных положений не бывает даже подо льдом, — с напускной небрежностью отвечал Непрядов, садясь в кресло к своему командирскому пульту. — Айсберги тоже ведь не бесконечны.
К Егору в центральном тотчас поближе подсели Обрезков с Колбеневым. Вадим, как обычно, деловит и сосредоточен. Кузьма же слегка раздражён и недоволен тем, что ему не дали доспать.
Непрядов оценил обстановку и пришёл к выводу, что лодка, по всей вероятности, наткнулась не на айсберг, а на огромный ледяной остров, который врос в ледяное поле, совсем не кстати оказавшись на пути лодки. Старпомы, сверив данные, также с этим согласились.
Здесь было над чем задуматься. К обычной ледяной шапке, под которой шла лодка, все уже давно привыкли, перестали даже ощущать её изначально пугающее давление на собственную психику. Теперь же всех подстерегала опасность иного рода — более зловещая, непомерно огромная и непроходимая. Ведь никому неведомо было, до каких пределов вглубь и вширь простиралась вставшая перед лодкой ледяная твердь. Волей-неволей предстояло теперь вступить с ней в борьбу, преодолевая неведомую пока преграду всеми доступными способами и средствами, имевшимися на борту корабля. Другого выхода не предвиделось. Ведь ценою любого промедления были человеческие жизни. Поэтому Непрядову следовало как можно скорее привести свой корабль в расчётную точку и там попытаться всплыть в какой-нибудь полынье или трещине. Только ведь их тоже надо было поискать.
Включив айсбергомер, начали обследовать ледяную преграду. Оказалось, что она проседала вглубь на многие десятки метров. Обходить её с одной из сторон не имело смысла, потому что неизвестно было, насколько далеко простирался в обе стороны этот гигантский остров. Поэтому более обоснованным представлялось поднырнуть под это препятствие и попытаться на предельной глубине погружения преодолеть его, не сворачивая с проложенного штурманом курса. Глубины вполне позволяли совершить такой манёвр, да и сверхпрочный корпус атомарины к тому же вполне выдерживал давление почти километровой глубины.
Только лёгкого «подныривания» не предвиделось. Была опасность каким-либо образом застрять в ледяных расщелинах, или того хуже — удариться корпусом о ледяной монолит и получить пробоину. Тогда уже точно не избежать большой беды. Но выбора не было, предстояло идти в эту неведомую бездну.
Медленно, почти крадучись, атомоход начал набирать глубину, ощупывая посылками гидролокатора простиравшуюся перед ним стену. Собственными глазами никто из моряков её не видел, но каждый чувствовал, что она где-то совсем рядом: неприступная, немая, беспощадная. Она затаилась и ждёт одного лишь неверного движения стоявших на вахте людей, чтобы дать почувствовать себя чудовищной силы ударом в корпус лодки.
Люди замерли на боевых постах, до рези в глазах всматриваясь в показания приборов. И как всегда в таких случаях — последняя надежда на командира, безраздельная вера в его предвидение, в его несомненный талант и удачу.
Не скоро достигли нижнего уреза ледяной стены. Но и после какое-то время продолжали погружаться, чтобы иметь необходимый запас чистой воды над рубкой. Потом Егор дал команду, и ожил винт, придавая подводному кораблю медленное движение. Лодка пошла под ледяным островом, постепенно увеличивая ход. Миновал час, другой. «Пора бы уже кончиться этой ледышке», — в нетерпении думал Егор. Только чуткие приборы не меняли своих показаний, удерживая лодку на большой глубине.
Все ожидали, что эхоледомер вот-вот обнаружит кромку ледяного острова, за которой можно было бы снова почувствовать себя в большей безопасности. Но вместо этого прибор показал, что океанское дно начало как бы полого восходить, приближаясь к днищу лодки. Это означало, что глубина под килем стала угрожающе уменьшаться.
«Этого ещё не хватало!», — подумал Егор, с досадой глядя на показания эхоледомера и приказал механику сбавить обороты винта. Погасив скорость, лодка двигалась самым малым ходом, на который только была способна. Вскоре она уже едва не ползла брюхом по грунту, при этом стараясь не зацепить рубкой нависавший сверху ледяной потолок. Шли на пределе возможного, готовые в любое мгновенье застопорить «машину» и дать задний ход.
