«драться» с начпродом до победного конца. Колбенев же остался сидеть на диване, закурив новую сигарету.

— Задумка у меня кое-какая есть, командир, — сказал, как только они остались вдвоём.

— Валяй, — разрешил Егор, вальяжно разваливаясь в кресле.

— Жизнь такая странная штука, что не замечаешь, как не по своей воле оказываешься в дураках. Ибо никогда не знаешь, когда под ногами найдёшь чью-то оброненную копейку, а когда в своём же дырявом кармане потеряешь целый рубль.

— Ты это о себе? — осведомился Егор.

— Конечно же не о вас с Кузьмой, — утешил Вадим. — Вы оба умные, потому как знаете, чего каждому из вас для полного счастья не хватает: одному щей суточных с наваром, а другому — фуражки с адмиральским крабом.

Предвидя готовое было сорваться с языка у Егора возражение, Вадим поднял руку, прося внимания. Сам продолжал:

— Пускай каждый получит то, чего достоин. Вам с Кузьмой — хоть по звезде Героя, а Белкину… хоть шваброй по морде. Себе же прошу одного: чтобы не мешали поискать кой чего, чтобы не оказаться в дураках.

— Чего поискать-то?

— Да вот, представь себе, всё то же самое — человеческое в человеке…

— Ищи себе на здоровье. Я что, мешаю тебе?

— Вот и не мешай. Более того, помоги. — Вадим сделал паузу, всласть затягиваясь сигаретным дымом. — Помнишь, Егор Степаныч, ты собирался в штабе поднять вопрос, чтобы пополнить наш экипаж двумя-тремя матросами срочной службы для всяких там ремонтных и подсобных работ?

— Не только собирался, но и получил на это адмиральское «добро». Аж на целых пять душ. Больше, думаю, нам не потребуется. Теперь только надо бы толковых ребят поискать. Главное даже не в том, чтобы они были «на прихвате» у нашего мичмана Расходова: сделать приборку в кают-компании, или картошку на камбузе почистить… Прошлый поход показал, что в первом отсеке кому-то надо нести вахту. Автоматика там сложная, и контролировать её надо не только по приборам, но и личным присутствием. Словом, пломбировать первый отсек пока ещё рано. По крайней мере до тех пор, пока нам конструкцию некоторых узлов разработчики «до ума» не доведут.

— А если бы я кое-кого из матросов взял бы на себя смелость лично предложить?

— Так валяй, если ты такой храбрый!

Колбенев немного задумался, будто не совсем был убеждён в том, правильно ли его поймут.

— Видишь ли, Егорыч, — начал он, как бы подбираясь к сути издалека. — Дело здесь не совсем простое. В какой-то мере на кон будет поставлена моя офицерская честь. А не получится, так я сам перед начпо выложу на стол свой партбилет.

— Даже так? — крайне удивлённый, Егор с настороженностью посмотрел на друга.

— А как же иначе? — убеждал Вадим. — На общем собрании политотдела я привёл не только вопиющие факты развала дисциплины, но и попытки со стороны начальства это скрыть, как-то снивелировать. А при этом, заметь, присутствовал представитель Главпура из Москвы. Таким вот образом, получается, сор из избы вынес. Раз уж всё всплыло, тут же стали искать виноватых в нашей береговой команде. Офицерам — кому «неполное служебное соответствие», кому выговор, а вот двух морячков, которые избили своего же товарища — под трибунал. С прицелом, так сказать, на дисбат.

— Так чем же ты недоволен теперь? Ведь сам этого хотел.

— Нет, совсем не того я добивался. Нет ничего проще, чем назвать порок, но куда труднее помочь людям как-то изжить его. Ты опять можешь сказать, что не моё это дело, только я не могу от всего этого быть в стороне. Мне приходится сейчас даже ночевать в казарме вместе с матросами, чтобы тем самым попытаться некоторых от тюрьмы спасти. И матросики ко мне потянулись, зауважали. А народец там, доложу я тебе, ой, какой бедовый: подобрались там в основном списанные с лодок за всякие прегрешения. Только ведь никуда не денешься, и с этими людьми кому-то надо работать.

— А кроме тебя, конечно, никого другого не нашлось?

— Может, и нашлось бы. Но я же говорил, что в береговой команде люди прониклись ко мне симпатией, говорят со мной обо всём насущном, как на духу. Слово моё там особый вес имеет. А это, согласись, дорогого стоит.

— Чего ж ты от меня хочешь, горемычный?

— В сущности, не так уж много — сделай одно доброе дело.

— И какое же?

— В числе пятерых новых членов нашего экипажа я попросил бы, под свою личную ответственность, взять на борт старшин второй статьи Чурикова и Ганзю.

— Так в чём проблема?

— А в том, что эти двое как раз и учинили мордобой своему дружку.

— Час от часу не легче, — сказал Егор обескураженно. — Только этой «радости» нам на борту недоставало. Ты хоть сам-то понимаешь до конца, что говоришь?

— Понимаю, иначе и говорить бы не стал, — Вадим придавил в пепельнице недокуренную сигарету. — Не такие уж совсем пропащие эти Чуриков и Ганзя. Оба специалисты высокого класса, имеют дипломы техников. И ребята ведь неплохие.

— Вот в этом как раз позволь усомниться. Ты же сам говорил, что они первогодка измордовали за то, что тот отказался делать за них приборку. А это, согласись, подло.

— Ерунда, никакого не первогодка. Это была неточная информация. Били они старшину первой статьи Шастуна в гальюне во время приборки, но отнюдь не по поводу самой приборки.

— Так за что же тогда, позволь узнать, били?

— Да просто нелепейшая ссора, из-за ревности. Слово за слово и… пошло-поехало. А причиной всему — наша кладовщица с бербазы Любочка Дрздова. Да ты знаешь её: пухленькая такая, на мордашку смазливая. Вот её-то Чуриков с Шастуном и не могли поделить.

— Думаешь, банальная ситуация?

— Выходит, что так. И всё-таки не могу согласиться, что за это полагается трибунал.

— Но ведь у нас, под горячую руку, и не такое бывает. Так сказать, для примера и в назидание…

— Вот я и прошу тебя, Егор. Возьми их на борт. У тебя же полный «карт бланш» на комплектование команды по собственному усмотрению. Этим ты, в общем-то, неплохих ребят от большой беды спасёшь.

— Не знаю, не знаю, — озаботился Непрядов. — Так вот вдруг ничего не делается.

— Разве тебе недостаточно моего слова? — почти с обидой сказал Вадим. — Повторяю, что на карту поставлена моя офицерская честь. Ты же сам понимаешь: для кого как, а для нас с тобой это ведь не пустые слова. Так уж воспитаны с поры нашей флотской юности, а ты ведь и того раньше — с нахимовского младенчества.

Егор насмешливо посмотрел на дружка, мол, за живое берёшь…

— Ладно, присылай ко мне своих драчунов, — решился Непрядов. — Побеседуем накоротке, а там видно будет.

— Вот это уже другой разговор, — повеселел Обрезков.

— Не слишком-то радуйся, — предупредил Егор. — Пока я тебе ничего конкретного не обещаю. Просто побеседую, присмотрюсь к твоим «протеже».

— Вот и присмотрись, — примирительно согласился Вадим. — Только повнимательней. Я верю твоему командирскому чутью.

Непрядов ухмыльнулся. Дружок ему, кажется, слегка льстил для пользы своего дела.

Командир сдержал обещание. Через пару дней он действительно нашёл время и поговорил с Чуриковым и Ганзей. Оба предстали перед Егором в промасленных ватниках, чумазые, поскольку только что