— Но это мог быть и не он, — усомнился Егор. — И потом, как мог командир оказаться в рубке, если все его видели, что он шёл ко дну, пристегнувшись ремнями к пулемету и продолжая стрелять?

— И ты веришь? Брехня это всё, — решительно возразил Николай Иванович и с уверенностью ткнул пальцем Егору в грудь. — Командир находился в бою там, где ему положено быть — в рубке, за штурвалом, — и скривил губы, досадуя на бестолковость Егора. — Да чё я, твоего отца не знаю? Степка был — во и во, — для наглядности старик руками отмерял рост и размах плеч своего бывшего соседа. — Такого ни с кем не спутаешь — на весь дивизион был в одном экземп-пляре.

В возбуждении старик вылил из бутылки себе в стопарь остатки водки и разом выпил, не морщась и не закусывая.

Вскоре Николай Иванович совсем размяк, и дальнейший разговор с ним потерял всякий смысл. Егор подхватил его под мышки и поволок на кровать. Старик мотал головой, что-то невнятно бубнил. Потом вдруг мутный взгляд его на мгновенье прояснился, и старик, с трудом ворочавший языком, достаточно внятно выговорил:

— Не ходи туда.

— Куда?

— Сам з-знаш. Нечего тебе там делать, — зачем-то предупредил Николай Иванович. — Слышь, не трогай, не тревожь его, плохая это примета, — и снова отключился, потеряв над собой контроль.

Непрядова от таких слов как-то неприятно, ознобко передёрнуло, оттого что старик неведомо каким чутьём угадал его тайное желание. Он хотел предостеречь, чтобы не касались того, что находилось за пределами дозволенного. Однако Егор уже ничего не мог с собой поделать. Он должен был видеть своего отца…

Что-то есть великое, роковое и ужасающее, когда много лет пролежавшее на дне морском судно поднимается на поверхность. Само действо отчасти напоминает магический ритуал эксгумации мёртвого тела. Извлекаемое из тайников запредельного мира, оно неотвратимо и медленно обнажается в ужасающем обличье подводной смерти.

А в сущности, была обычная, изнуряющая и долгая работа по судоподъёму, к которой в отдельном дивизионе аварийно-спасательной службы давно привыкли. Больше трех месяцев в квадрате, где затонула

«Ветлуга», находилась целая армада водолазных мотоботов, буксиров, вспомогательных судов и самоходных барж, которые вели подготовку к подъёму транспорта. Наиболее трудная часть всей работы падала на водолазов. Сильными струями гидромониторов они «вымывали» под днищем узкие тоннели, через которые затем протаскивали прочные стальные троса. К ним такелажники крепили мощные понтоны. И судно, таким образом, оказывалось надежно схваченным по всему периметру бортов своеобразными поплавками. Требовалось из этих поплавков-понтонов вытеснить сжатым воздухом забортную воду, и тогда судно, приобретая положительную плавучесть, начинало всплывать.

Именно эту, наиболее ответственную и завершающую часть работы должен был сделать «Аракс», которым командовал однокашник и приятель Непрядова. Шелаботин привёл свой корабль в расчётную точку судоподъёма ранним утром, когда над морем только ещё затепливался золотисто-сиреневый рассвет. Погода будто даровалась на заказ — полный штиль. Даже лёгкий бриз не в силах был поколебать обвисшие на гафеле флаги расцвечивания, обозначавшие предупредительный сигнал всем посторонним плавсредствам «Веду водолазные работы».

По мере готовности, с борта корабля начали подводить к понтонам продувочные шланги. Наконец, заработали дизель-компрессоры, и сжатый воздух, нагнетаемый по шлангам в нутро понтонов, начал постепенно вытеснять из них забортный балласт.

Спозаранок Егор был уже на ногах, покинув предоставленную ему каюту, в которой ночевал. Расположившись на ходовом мостике, он глядел, как бурлила и клокотала вода в том месте, где должна была показаться всплывавшая «Ветлуга». Правда, Шурик предупредил, что произойдет это не скоро. Потребуется несколько часов, прежде чем понтоны, получив достаточный запас положительной плавучести, смогут оторвать транспорт от засосавшего его грунта. Но Егор был уже одержим действом, которое целиком захватывало его. Чтобы унять волнение, он даже попросил у Шурика закурить, чего ранее никогда не позволял себе. Шурик понимающе похлопал его по спине.

— Что, заново переживаешь? — участливо спросил.

— Так себе, — уклончиво отвечал Егор и тут же напомнил. — Ну, так как же, решил?

— Опять ты за своё, — сказал Шурик с раздражением. — Ну, посуди сам. зачем тебе соваться на эту «мошку», если это совсем небезопасно? Опытный водолаз, и тот не всякий на это пойдет.

— Я ж тебе говорил, что у меня есть допуск, — настаивал Егор. — Или не веришь?

— Да верю, верю, — Шурик мучительно поморщился, будто у него «прострелило» зуб. — А сколько часов тебе на поверхность потом подниматься, да в барокамере как на губе сиднем сидеть — это ты знаешь?

— Не имеет значения. Это уже другой вопрос.

— Ох, Егор, подведешь ты меня под трибунал.

— Ты вроде не был трусоватым.

— Обижаешь, командир.

— Ну, извини — сорвалось.

Они помолчали, не желая далее препираться в подобном тоне. Егор всё больше мрачнел, теряя надежду настоять на своём. Наконец, Шурик примирительно сказал:

— Я понимаю тебя. И то, что отец все-таки… Давай сделаем так, — предложил он. — Ляжем в дрейф на месте гибели «охотника», а дальше — всё как полагается: построение личного состава по большому сбору, троекратный салют и… бескозырка на воде. Ну как, принято?

Непрядов не сразу ответил. Было известно, что Шелаботин загодя «подсуетился» на этот счёт. Он ещё днём раньше переговорил со своим комдивом и тот, уяснив суть дела, дал разрешение на поиск. К приходу «Аракса» водолазам удалось уже нащупать «малый охотник» в той самой точке, на которую указывал на карте Николай Иванович. Местоположение «мошки», как сообщили по рации, было обозначено двумя буйками, привязанными на пеньковых линях в носу и по корме затонувшего корабля. И Непрядов ещё на подходе принялся искать их. Он с напряженным волнением обшаривал биноклем горизонт до тех пор, пока не обнаружил на воде пару оранжевых поплавков. Они приплясывали на лёгкой волне в какой-нибудь полумиле от того места, где скучились корабли и различные плавсредства аварийно-спасательного дивизиона.

Шурик снова спросил дружка, что тот думает насчёт отдания воинских почестей. Непрядов по сути дела не возражал, но этого ему явно было мало. Егор твердо стоял на своём. В какой-то момент он готов был вдрызг разругаться с Шуриком, если не получит от него «добро» на погружение. Но помощь неожиданно, и как нельзя кстати, пришла от замполита капитан-лейтенанта Штеменко. Он появился на мостике в тот самый момент, когда Егор начинал разговаривать со своим дружком уже на повышенных тонах. Узнав, ради чего так горячился и нервничал их заполярный гость, Штеменко проникся к нему чувством расположения и даже некоторой симпатии. В Камышовой бухте, где в своё время базировался дивизион «малых охотников» за подводными лодками, всё ещё помнили легенду о подвиге «неистового мичмана», который будто бы продолжал стрелять по врагу из пулемета, когда его корабль шёл ко дну. Более того: какое-то время пулеметные очереди вырывались уже из-под воды… Впрочем, трудно сказать, сколько здесь было правды, а сколько вымысла. «Вот разве что нежданно-негаданно объявившийся сын героя прольёт свет на эту загадочную историю», — полагал замполит. А докопаться до истины он и сам был бы непрочь, поскольку на политзанятиях любил перед матросами блеснуть собственными познаниями в истории флота Российского. И уж вне всякого сомнения, что такая инициатива не могла быть не оценена по достоинству со стороны командования флота и, тем более, политуправления.

Выбрав подходящий момент, Штеменко ввязался в разговор между однокашниками и совсем