И ничего нельзя было с этим поделать. У этого бедолаги начиналась уже газовая гангрена.
Непрядов со вздохом кивнул, спросив при этом:
— Александр Сергеевич, а руки-то хоть спасёте ему? -
— Постараюсь, — пообещал доктор. — Но вы же сами видите, в каком он состоянии.
— А в сознание он, по крайней мере, приходил?
— Да. Перед тем, как заснуть. Однако речь такая бессвязная, что ничего невозможно было понять из его слов. Несёт ерунду про какого-то чёрного человека, который будто всё время является ему и покоя не даёт.
— Да что за чепуха? — удивился Егор. — Какой ещё «чёрный человек», если вся команда у нас — в синих куртках, либо в кремовых рубашках? А в лазарете вообще все в белых халатах.
— И тем не менее, — подёрнул плечами доктор. — Старший лейтенант в таком состоянии, что возможны любые галлюцинации.
— А может, что-то ассоциативно припоминает? — предположил Егор. — Ведь чёрный человек, если помните, это всего лишь персонаж воображения, являвшийся Сергею Есенину. Хотя, к Моцарту тот типаж приходил вполне реально, чтобы реквием заказать…
Может быть, может быть… — раздумчиво изрёк доктор. — Только боюсь, что у моего пациента с головой стало не всё в порядке. А это уже серьёзно.
— Хотелось бы надеяться, Александр Сергеевич, что это пройдет.
— Вот и мне тоже хотелось бы, Егор Степанович.
Непрядов помолчал, гладя на тяжело похрапывавшего старшего лейтенанта. Не зная отчего, только напоминание о неизвестно каком «чёрном человеке» и у самого Егора вызвало неприятное ощущение, будто в его экипаже появился некто чужой, кому на борту быть не положено.
«Дай Бог выкарабкаться тебе, старлей», — с мучительным состраданием и жалостью подумал Егор и на всякий случай напомнил доктору. — В случае чего, Александр Сергеевич, то не забудь, что у меня первая группа крови.
— Спасибо, Егор Степанович, — поблагодарил доктор. — Но ты с этим предложением уже не первый. Учту, если потребуется переливание.
— Как только Друган придёт в полное сознание, сразу же сообщите мне, — напоследок сказал Непрядов, собираясь выйти. — Надо будет постараться выяснить, как и что там у них на борту произошло.
— Непременно доложу, товарищ командир, — сказал доктор, поправляя капельницу, висевшую в изголовьях кровати больного.
Когда Егор возвращался в центральный, то мысль о «чёрном человеке», как ни странно, ему и самому стала не давать покоя. Егор пытался всему этому найти какое-то своё, простое и понятное объяснение. Полагал, что отсечная среда обитания вообще мало приспособлена для жизни. Она, по сути своей, вредна и опасна. Ведь это как посмотреть… Бывает, когда очевидное раскрывается здесь, под водой, подсознательной стороной бытия. Похоже, лодка вполне подошла бы для прибежища вампиров: здесь ведь никогда не бывает солнца и дневного света. Но уж, видно, как креста и чесночного духа не выносит всякая нечисть недостатка кислорода. Сам Господь, может статься, назначил это место избранным своим для великих испытаний и подвига «за други своя».
Но Егоровы размышления тотчас оборвались, как только на полпути к трапу его вразумили отрывистые кряканья корабельного ревуна. Уже не было сомнений, что Петя Хуторнов выследил «Огайо».
Так оно и было. Взбежав по трапу в центральный, Егор увидал, как всё там пришло в движение. Доклады о перемещавшейся «цели» сыпались с боевых постов один за другим.
Оценив обстановку, Непрядов назначил курс на сближение. И лодка, дав ход, пошла на перехват «Огайо». Чужая атомарина появилась именно в том месте, где её и ожидали. Лодка выползала из пролива так медленно, что могло показаться, будто она вообще была без хода и еле волочилась по какому-то попутному течению. Непрядов объяснил это себе тем, что командир «Огайо», вероятно, очень слабо знал этот район подледного плавания. К тому же сами ледяные острова весьма существенно уменьшали возможность свободного маневрирования. Непрядовская же лодка, наоборот, находилась на чистой воде и могла воспользоваться любыми скоростями и курсами, исходя из складывавшейся обстановки.
Теперь же главное состояло в том, чтобы всеми возможными средствами дать командиру «Огайо» понять, что его лодка обнаружена и теперь уже речи не может быть о скрытном продолжении её движения. Петя Хуторнов, нисколько уже не таясь, «молотил» корпус незваной субмарины посылками гидролокатора. Сколько хотел и как хотел. А это могло значить лишь только то, что все параметры её движения были теперь под контролем И, вне всякого сомнения, вводились в автомат торпедной стрельбы… Так, на всякий случай.
Неприятный холодок реальной опасности всё же прохаживался по спине Егора. Он вполне представлял, какую угрозу таила в себе чужая атомарина, в шахтах которой, быть может, готовились к старту все двадцать четыре баллистические ракеты. Страшно было даже вообразить, что станет с землёй его предков, если на неё вдруг обрушатся двести сорок ядерных боеголовок, испаряя в сатанинском пламени всеобщего безумия города и сёла. Вероятно, не будет уже тогда и его родной Укромовки вместе с дедовой церквушкой и родным домом. Даже окрестные леса и пашни, дотла выгорев, превратятся в безжизненную пустыню. И негде будет укрыться ни человеку, ни зверю, ни птице…
Где-то в тайнике сознания, неведомо из каких глубин вечности, опять глядели на Егора нетленные глаза Непряда Московитина — и так отчётливо и ясно, как никогда прежде. Командир даже вздрогнул, будто кто-то всемогущий и сильный подтолкнул его в спину, навстречу этому взгляду, ставшему в следующее мгновенье как бы его собственным, устремленным на «цель» сквозь толщу воды и всевидящим. Что это было, командир сразу и понять не мог. Но только слова приказа, единственно необходимые и верные, уже как бы сами собой стали срываться с его очерствевших губ. А вся команда, почувствовав этот одухотворённый, неземной силы командирский дух, стала такой же решительной, расчетливой и злой в своём священном бесстрашии, как и сам командир.
— Цель раздвоилась, — вдруг доложил Хуторнов.
Непрядов глянул на экран осциллографа и действительно обнаружил на нём две медленно расходившиеся в разные стороны метки. Сомнений не было, что «вражина» решила схитрить, применив имитатор — самодвижующееся устройство, которое выдавало точно такие же параметры хода, как и сама «Огайо». Видать, надеялась она, авось да занервничает, замечется Непрядовская лодка в поисках истинной цели. Через минуту появилась третья ложная метка, потом четвёртая. Но ушастый Петя Хуторнов, не будь он от природы вундеркиндом, не мог сразу же не обнаружил подвох.
— Товарищ командир, вторая цель слева — истинная, — доложил он уверенным голосом, даже чуть насмешливо, поскольку такие «штучки» с ним не проходят. Он-то знал цену своим ушам.
Ничуть не сомневаясь, командир принял на веру новые целеуказания. Непрядовская лодка легла на новый курс и пошла на дистанции торпедного залпа от «Огайо», как бы напористо прижимая её к монолиту подводного острова. Какое-то время обе лодки маневрировали, одна относительно другой, на немыслимых глиссадах, стараясь тем самым выказать своё преимущество. Командиры, по всей очевидности, испытывали нервы друг друга. Могло показаться, что каждый из них ждал, кто первый применит самонаводящуюся торпеду. Однако в запасе у каждого была ещё возможность ответного, карающего залпа. И это понимали оба командира. Поэтому никто не хотел безрассудно рисковать. Над головами вечный лёд, под ногами океанская бездна. Ведь случись что, никто уже не поможет, да и самим никогда в аварийном положении не всплыть, из отсека тоже никуда не выйти. Можно было только вместе умереть, либо вместе жить, но разойдясь, пока не поздно, в разные стороны.
Как только это окончательно уяснил себе командир «Огайо», то потерял всякий интерес испытывать терпение командира другой, противостоявшей ему лодки. К тому же, она со всей очевидностью была более скоростной, постоянно упреждала в маневренности и занимала более выгодную позицию. Правда, не будь над их рубками сплошного пакового льда, можно было бы для очистки совести всплыть и помахать друг другу на прощанье «ручкой», а то и покрутить пальцем у виска… Всё же оба они — живые люди, да и с юмором в любом подплаве всегда не было недостатка… Только и этой возможности командиры не имели.