— Пойми, любовь моя, я сделала это ради нас! Пак заметил на полу кубок, поднял его и осторожно понюхал.

— Ты зашла слишком далеко. — И, обращаясь к своим светлячкам, он добавил: — Найдите Паутинку. Нам понадобятся его снадобья.

В ответ раздалось жужжание, и лицо Пака искази л ось от ужаса. — Мой отец?! Утвердительное жужжание.

— Тогда пусть половина из вас летит за моей матушкой, а другая половина сторожит принцессу.

Эльфы сделали, как им было велено. Сабрину они опустили прямиком на руки Паку, после чего полетели выполнять приказ. Пак подбежал к запертой двери. Его ноги превратились в слоновьи. Одного удара такой ножищи хватило, чтобы выбить дверь. В коридоре Сабрина успела оглянуться и увидеть фею Мотылька, барахтающуюся в искристом облаке.

Но ей было уже не до злобной феи: всё вокруг стало меркнуть. Она слышала уговоры Пака не засыпать, но где там! Она так устала! Ей требовалось одно — покой. Может, тогда боль отступит?

У нее начались видения — сон это или явь? Стоявший над ней Пак превратился в Титанию, та — в бабушку Рельду, бабушка — в Дафну, проливающую слезы. Не плачь, Дафна! Потом Дафна стала Канисом, Канис — Свинсоном, Свинсон — белокурой Бесс, а та — черной пустотой.

Сабрина очнулась в темноте. Нет, темнота была не кромешной: брезжил слабенький свет, словно бы сочащийся из-за стены комнаты, вернее, даже не комнаты, а каморки, кельи, тесной камеры… Она хотела потянуться и наткнулась на холодную влажную стену Что это?! Жидкость, похожая на омерзительный густой соус, доходила ей до груди. Ее охватила паника, она забилась, стала шарить руками по стене и нащупала шов. Рывок — и вот она, дыра! В дыру хлынул свет, Сабрина вскочила. Она вырвалась на свободу, к своей семье.

— В жизни не видел ничего отвратительнее, — сказал Пак. — Жаль, у меня не оказалось камеры!

Сабрина оглянулась на то, что только что было ее тюрьмой, и с трудом сдержала тошноту: оказалось, что еще минуту назад она барахталась внутри кокона. Бабушка Рельда и Оз бросились к ней и очистили от остатков гадкой слизи.

— Как самочувствие? — спросила ее бабушка.

— Отлично, только я никогда больше не стану есть баклажанов, — ответила Сабрина, косясь на ошметки кокона.

— Кокон вытянул из твоего организма яд, без него ты бы не поправилась, — объяснил Оз. — Если бы не он, отрава Мотылька тебя бы угробила.

— Она попыталась отравить тебя, как Оберона, — подхватила Дафна, обнимая сестру за шею. — Это эльфы-светлячки заставили ее сознаться.

— Она всё мне рассказала, — ответила Сабрина. — Она старалась произвести впечатление на Пака. Надеялась саму себя убедить, что они поженятся. Где она?

— Под арестом. Ею займется судья, надо только определить, кому можно доверить суд, — сказал Горчичное Зерно. — Матушка ждет, — сказал он с улыбкой брату.

— Долг превыше всего. — Пак, закатив глаза, вышел следом за Горчичным Зерном.

Бабушка, обнимая Сабрину, прослезилась.

— Прости меня, Сабрина! Если бы ты пострадала, я бы никогда себе этого не простила. Я должна была защитить тебя. Ты подверглась страшной опасности из-за моей оплошности.

— Ты не виновата, — возразила Сабрина. — Мы знали, какая фея Мотылек злющая, но где нам было знать, что она — убийца? Теперь надо допросить ее, пусть расскажет про 'Алую Руку'. Она многое может открыть. Вдруг она знает даже, кто похитил маму и папу, кто их околдовал?

Бабушка покачала головой:

— Она уже во всем созналась. К 'Алой Руке' она не принадлежит.

Утром в сочельник Сабрина, Дафна, бабушка Рельда, мистер Канис, мистер Свинсон, Бесс, Горчичное Зерно, Пак, Титания, волшебник Оз и множество эльфов и фей стояли на пустынном берегу Гудзона. На воде у самого берега покачивалась лодка, выдолбленная из ствола огромного дерева. В лодке лежало тело царя Оберона. В его руках был длинный меч, он был одет в кожаные доспехи с изображением льва на груди.

Титания произнесла речь, в которой пожелала супругу легкого перехода в мир иной. Потом она положила ему на грудь красную розу, выращенную, по ее словам, на родине эльфов, и отошла в сторону. После нее заговорил Горчичное Зерно: он вспоминал отвагу отца в далеком прошлом, его борьбу за новое Волшебное царство в Америке. Рядом с красной розой матери он положил на грудь отца свою, белую. Потом наступила очередь Пака.

— Отец был сложным человеком, — начал Пак. — Он чтил традиции. Его вера была несгибаемой, но часто препятствовала новым начинаниям. Он желал нам добра, но не всегда знал, как этого добиться, и огорчался, когда мы с ним не соглашались. Теперь новый владыка Волшебного царства — я, значит, кровь его жива, дух его не угаснет.

Пак возложил отцу на грудь зеленую розу. Из толпы выступил великан-людоед и подал Паку факел. Погребальная лодка вспыхнула. Пак и его брат оттолкнули ее от берега. Течение быстро подхватило и понесло огненный саркофаг. Скоро он скрылся из глаз.

К компании из Феррипорт-Лэндинга подошел волшебник Оз:

— Полагаю, вы скоро нас покинете. Бабушка Рельда кивнула:

— Нам не терпится вернуться домой. Пора разбудить родителей моих внучек.

— Желаю вам удачи, — сказал Оз, пожимая руку девочкам. — Что ж, мне тоже пора — на работу. Нынче сочельник, а в витрине снова сломался один из моих эльфов.

Толпа стала рассеиваться. Бабушка предложила своим вернуться в гостиницу и передохнуть перед долгой дорогой домой. Сабрина отпросилась на минуточку и подбежала к Паку. Тот что-то обсуждал с братом. Горчичное Зерно кивнул в ответ на какие-то слова Пака, расправил крылья и улетел.

Пак сначала не заметил Сабрину, а когда она подошла к нему вплотную, поспешно вытер рукавом слезы, попробовал улыбнуться, но улыбки не вышло. Она взяла его за руку, и они застыли, глядя на реку.

— Как мне теперь к тебе обращаться? Ваше величество?

— Надо было называть меня так с самого начала, — ответил Пак.

— Ты произнес прекрасную речь, — сказала Сабрина.

— Ее написала для меня матушка. Она мне не доверяет: мало ли что я наговорю от себя.

— Сейчас нас никто не слышит, — сказала Сабрина с улыбкой. — Почему бы тебе не поделиться со мной твоей версией?

Пак склонил голову набок и усмехнулся.

— Мой папаша был злодей, гордец, он был ужасен, любил одного себя. На всех остальных ему было наплевать, а тех, кто с ним не соглашался, он готов был сжить со свету. У него была одна-единственная любовь — его драгоценное царство.

Сабрина приподняла брови. Она восхищалась откровенностью Пака, но оставила свое восхищение при себе.

Пак оглянулся на реку, словно отец еще был рядом и слушал его.

— Я тебя ненавидел! — крикнул он. — Ты не упускал ни одной возможности напомнить мне, какой я слабак и глупец!

Неожиданно Пак упал на колени и залился слезами. Сабрина бросилась к нему, опустилась рядом и стала вытирать ему глаза своим шарфом.

— Лишь только я вышел из пеленок, он предупредил меня, что царем мне не бывать. Он сказал, что я его разочаровываю и что он никогда не передаст мне свой трон. Я в слезах бросился к матери, и она открыла мне глаза на отца. Она сказала, что он тревожится за будущее своего царства и боится, как бы