– Севернее пятнадцать километров от Джава. Там ручей есть, – пояснил тот.

– Ясно, и как?

– Нас обнаружили, – грузин вздохнул. – Половина погибли. Мы по руслу ушли в горы и с трудом оторвались.

– Значит, навредить вам не дали?

– Мы сами не хотели. – Левон отвернулся. – Но со стороны командования был контроль...

– Ясно. – Антон догадался: этот человек не врет. – Дальше рассказывай. Как здесь оказался? С какой целью?

– Пришла команда покинуть район и выйти к штабу в Гори. – Он вздохнул. – Когда пришли туда, в городе уже наших не было. Его обошли, связались со своим командованием. Нам прямо по радио приказали выдвигаться сюда и сказали пароль. Здесь этот встретил. – Левон кивком головы показал на скулящего Капанадзе. – Говорит, теперь он старший секретной команды, а я его заместитель. Едем в горы, на базу. Там много чеченцев. Переходим с ними границу. Как окажемся в Дагестане, во взаимодействии с местными отрядами моджахедов, которые будут нас ждать, делаем диверсию.

– И вы купились? – усмехнулся Антон.

– Нет. – Левон сокрушенно вздохнул. – Я рассказал ему, что мы воюем со всем Кавказом. Там, в окрестностях Цхинвала, я видел чеченцев, дагестанцев, осетин и другие национальности. Нас просто бросили умирать. Была мысль на той стороне бежать и сдаться.

– Кому вы подчинялись?

– Генерал Мерабидзе.

– Кто приехал на этой машине? – Антон осветил джип.

– Не знаю точно. – Левон огляделся по сторонам, словно надеясь увидеть этого человека. – Зовут Дэви. Появляется, исчезает. Все время в гражданской одежде, но говорят, он военный из Англии, и связан с разведкой. Перед тем как вы пришли, он был рядом. Потом исчез.

Дэви не спеша прогуливался вдоль ряда машин, состоящего из пяти «Хаммеров». Автомобили укрыли от воздушной разведки русских в глубоком прямоугольном капонире, поверх которого была натянута маскировочная сеть.

На фоне грузинских военных, «упакованных» в американскую форму и бронежилеты, Дэви выглядел жалким замухрышкой. Близорукий, уставший взгляд, впалые щеки. Сразу и не скажешь, что это представитель английской разведки и один из основных военных советников в Грузии по проведению специальных операций. Конечно, глубоко законспирированных. Никто даже в высших эшелонах власти Грузии толком не знал его настоящей фамилии и имени. Но это воспринималось здесь как данность. Военные чиновники и политики, имеющие представление о миссии Дэви в республике, при встрече заискивающе улыбались, почти бегом бросались выполнять любую, даже мелкую просьбу и с преданностью смотрели в глаза, когда он что-то говорил.

Это раздражало. Он много раз пытался объяснить, что таким образом они просто выдают его значимость, а это обязательно привлечет внимание журналистов, разведку русских и просто оппозиции. Начнут копать, значит, на карьере можно ставить жирный крест. В затылок дышат оставшиеся в Лондоне более молодые сотрудники.

Он остановился, с горечью посмотрел на северо-запад, где уже хозяйничали русские и откуда должны были подойти еще две небольшие группы грузинского спецназа. Дэви не ожидал, что армия Саакашвили так быстро отступит. Вернее, бросится бежать. Не было организованного отвода войск. То, что творилось последние несколько дней, иначе как хаосом не назовешь. Теоретически он допускал, что русские решатся прийти на помощь своим миротворцам, однако то, что Россия так далеко зайдет в своих планах, он не предполагал. Блицкриг не удался. Вместо того чтобы развивать успех и стремительным броском выйти к тоннелю, единственной транспортной артерии, соединяющей Россию с Осетией, грузинские военные бросились гоняться за уцелевшими после нанесения артиллерийского удара женщинами и стариками, соревнуясь в стрельбе по живым мишеням. Стоило русским замаячить на горизонте, как дух большинства этих вояк упал до нулевой отметки, и они поспешили ретироваться.

Когда стало ясно, что восстановить положение невозможно, руководством Дэви было принято решение приступить к реализации второй части разработанного в Лондоне и Вашингтоне плана. Война, полыхнувшая здесь, а главное, вторжение русских развязывало руки и давало очередной шанс всколыхнуть весь регион от Каспийского до Черного морей. Юг России должен был снова погрузиться в кровавый хаос. Как следствие – спад экономики, срыв зимних Олимпийских игр в Сочи, недовольство населения во внутренних областях, куда опять повезут цинковые гробы.

Сейчас Дэви контролировал прибытие уцелевших диверсионных групп, которые по указанию из Лондона в спешном порядке собирало грузинское командование, чтобы перебросить их в район Мтатушетского заповедника. Там, недалеко от села Омало, был расположен учебно-тренировочный лагерь. Оттуда до границы с Чечней и Дагестаном было около двадцати километров. В лагере уже были подготовлены и ждали команды на переход в Россию порядка пятидесяти чеченцев. Это были дети тех, кто вывез в девяностых годах свои семьи в Грузию, а потом, вернувшись назад, в Чечню, сгинул в очередной бойне, также организованной и спровоцированной коллегами Дэви. Жившие все это время в нищете и голоде чеченцы были готовы на любую работу, не говоря уже о той, которая позволяла отомстить за своих отцов и старших братьев. В совокупности с грузинами границу должны перейти до семидесяти хорошо обученных бойцов. Самое главное, что действие на российской территории грузинского спецназа можно расценивать теперь как ответ на вторжение. Но Дэви тешил себя надеждой, что до этого дело не дойдет. Даже в случае пленения грузины должны будут утверждать, будто присоединились к бандам чеченских боевиков с целью подзаработать и никакого отношения к спецподразделениям регулярной армии не имеют.

Захотелось курить. Дэви с опаской относился к этому пристрастию и крайне редко баловал себя легкими сортами табака. Он покосился на группу солдат. Диверсанты негромко разговаривали. Наверняка обсуждали события последних дней. Что не отнимешь у этих людей, так это бесцеремонность, с которой они выпрашивали сигареты, авторучки, будто бы на память, и другую разного рода мелочовку. Инструктора, которые приезжали из Америки и других стран НАТО, часто сетовали на это. Еще они сокрушались по поводу сержантского состава. В отличие от американской армии, где принадлежащий к этой категории военный уже фигура, здесь можно было наблюдать диаметрально противоположную картину. Младший командный состав попросту игнорировали.

Дэви вздохнул и осторожно вынул прямо из лежащей в нагрудном кармане пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. Почти одновременно в его сторону посмотрел один из солдат.

«Сейчас начнется, – с горечью подумал Дэви. – А может, это и к лучшему? Курить здесь взять негде, появится возможность расстаться с этой привычкой, пока до конца не втянулся».

Тем временем грузин неторопливо, как бы между прочим, подошел к нему и на очень плохом русском попросил закурить.

Дэви кивнул и достал еще одну.

Почти сразу подошли двое сержантов. Дэви протянул им всю пачку, махнул рукой, давая понять, чтобы забирали, и направился к своей машине. Неожиданно он почувствовал непонятную тревогу. Было тихо. Так бывает перед штормом и бурей. Дэви посмотрел на часы, потом на небо, усыпанное звездами. Солнце давно провалилось за горизонт. В том месте, на фоне розоватого свечения, виднелась горная гряда. Людей, машины постепенно размывала темнота. От нескольких затяжек натощак появилось легкое головокружение и звон в ушах. Он бросил сигарету на землю, растоптал и направился к своей машине. Тревога усиливалась.

«К чему бы это? – подумал, злясь на себя, Дэви. – Нервы?» Еще бы. По всем расчетам грузинские диверсионные группы должны были уже выйти в район. Все походило на то, что они либо игнорировали приказ своего командования, либо были уничтожены на пути следования. Что могло произойти?

Размышляя, он подошел к машине, но едва взялся за ручку дверцы, как сзади раздался шум трущихся об одежду веток, шаги и приглушенные голоса. Дэви резко развернулся. По легенде он – корреспондент из штата Аризона. Работает в небольшом издательстве. Журнал не имеет особого успеха, поэтому руководство, из последних сил пытаясь сохранить его, бросает своих журналистов в самое пекло разного рода событий. Оружия у Дэви не было. Вместо него две фотокамеры, ноутбук, аккредитация да пара блокнотов, в которые он с английской педантичностью записывал незначительные события прошедшего дня. Но это больше для