Калой молча прошел в другую часть башни. Всюду была такая же чистота и новизна. Он вернулся к притихшим домочадцам.
Только камин в стене, очажная цепь да черный котел над ней оставались такими, как прежде.
— Наше ли это жилье? — не то шутя, не то всерьез спросил он. Никто не нарушил молчания. — Значит, время пришло и сюда! Хорошо, что хоть очаг, у которого праотцы и матери наши начинали и кончали свои земные дела, остался таким, как был!..
Орци, Дали и Гота стояли придавленные его словами.
— Да нет! Я не против всего этого. Хорошо! Чисто, — сказал им Калой, снимая с себя парабеллум и пояс с кинжалом. — Только куда мне это класть теперь? — Он усмехнулся и снова стал своим, добрым.
— Клади, куда хочешь! Вещи найдут свои места! — повеселев, ответила Дали, принимая от него оружие и черкеску. Орци с восторгом рассматривал парабеллум.
Калой сел на нары. Гота кинулась разувать его.
— Нет. Не ты! — отстранил он ее рукой.
— Но почему? Дай я сниму сапоги! — удивилась Гота.
— Нет, — ответил Калой. — Важнее сапог — племянник… — Гота покраснела и отвернулась. — Пусть хозяйка поможет мне. Она, наверно, соскучилась!
Дали вмиг стянула с него тяжелые солдатские сапоги.
— В них в лесу хорошо будет. А дома надень вот эти. — И она поставила перед мужем новые суконные чувяки на сыромятной подошве, которые всегда шила для него сама.
Калой успел разглядеть Дали. Она раздобрела, и ей это шло. «Хороша! — подумал он. — Очень хороша!» И невольно припомнил Наси, такую же пышную, цветущую… Видно, так и осталась она для него на всю жизнь мерилом женской красоты.
— Возьми себе, — предложил Калой брату пистолет. Но тот наотрез отказался.
— Если бы был такой же второй, я б его все равно выбросил, чтобы ни у меня, ни у других не было! Он только для тебя, для твоего роста!
— А за какие же деньги вы башню так вырядили? — спросил Калой, снова оглядывая комнату.
— Да у меня пара револьверов была… Портсигар дорогой… Продал их… У нас здесь оружию цены нет! — ответил Орци.
Больше Калой об этом не спрашивал.
В хурджинах у него оказались кое-какие подарки для женщин. Мальчику он привез гостинцы от Веры Владимировны. Но куда делся Мажит?
— А, действительно, где он? — удивилась Дали. — Так ждал отца…
Гота, а вслед за ней Орци вышли во двор.
— Поставил лошадей и кончает свежевать барана, — сказала Гота, возвратившись.
— Какого барана? — удивился Калой.
— А он для тебя двух вырастил. Второго, говорит, завтра зарежу, когда к отцу люди придут. Ты можешь не беспокоиться, сын у тебя растет настоящий! — радостно говорила Гота.
— Да как же он там в темноте? — удивился Калой.
— Зажег бага. Видно, как днем.
Калой только покачал головой. В это время Орци и Мажит внесли мясо.
— Полей на руки, — бросил Мажит матери. И Калой с удивлением отметил, как похож на него сын.
Мальчик говорил мягко, но повелительно. «Откуда это? Ведь он меня почти не видел, — подумал Калой. — Сосал еще!» — вспомнил он и улыбнулся. А Мажит вытер руки, вернул матери полотенце и встал у двери. Женщины принялись готовить еду.
— Ну что, отдаст тебе Орци ягненка? — спросил Калой.
— А зачем? Он, конечно, отдаст, — не в силах сдержать радостной улыбки, отвечал Мажит, взглянув на дядю, — но ждать нам теперь уже некого!
— А если гость приедет? — спросил отец.
— Тогда любого зарежем, — ответил Мажит. — Для этого никто особо не выкармливает!
— О! — воскликнула Гота. — Из-за этих баранов мы не раз оставались голодными! Все из-под рук тянул для них!
— А зато мясо какое! — Мажит приподнял кусок баранины. — И курдюк с полпуда! А вы хотели отца сушеной говядиной встретить?
— Молодец! Так их! Мы им за это ничего, кроме кишок, не дадим!
— А кишки знаешь какие? Одно сало! Из них такой бъар[174] выйдет, что они с радостью откажутся от мяса! — воскликнул Мажит.
Мать украдкой поглядывала на мужа и сына. Глаза ее сияли от счастья.
— Ну, не оставлять же их в честь моего приезда голодными? Мажит застеснялся. Опустил голову.
— Нет, конечно, — сказал он, с любовью взглянув на всех. Тепло стало на душе у Калоя. В этом доме по-прежнему жила большая дружба. Он отдал сверток Веры Владимировны Мажиту и объяснил от кого.
В свертке оказалось домашнее печенье, немного конфет и заводной матрос. Раскачиваясь, матрос мог шагать на месте.
Научив мальчика обращаться с игрушкой, Калой рассказал домашним о встрече с Ильей Ивановичем и Верой.
Мажит передал матери печенье, не попробовав его, потому что есть одному было неприлично. Матроса он поставил на подоконник.
Отец заметил это: «А сын гораздо взрослее, чем я думал».
— Что, не нравится? — спросил он.
— Нравится. Хорошая кукла! — ответил Мажит, дав понять, что игрушки его уже не интересуют.
А Калою очень хотелось чем-нибудь по-настоящему порадовать первенца. Он попросил подать ему хурджины и достал из них браунинг в новенькой желтой кобуре. У Мажита вспыхнули глаза.
Отец вынул из кобуры пистолет, извлек из него обойму и подал мальчику.
— Ты видел такой?
— Да, — ответил сияющий Мажит.
— А взвести умеешь?
— Конечно. Воти научил меня. — И он взвел пистолет и щелкнул.
— Молодец, — похвалил Калой и подал ему обойму. — А ну, заряди и выстрели в пол…
Мажит вложил, в пистолет обойму, но взводить не стал. Помолчав, в явном замешательстве, он вздохнул.
— Боишься? — спросил Калой.
— Нет, — встрепенулся мальчик, — мне не хотелось бы стрелять… при Готе… да еще в комнате… — и, засмеявшись, добавил: — Да и патрона жаль! Другие можно достать, а таких купить негде… А стрелять я умею, ты не думай! Спроси у воти!
— Сними пояс! — строго приказал Калой.
Мажит взглянул на отца, не понимая его тона, но пояс вместе с кинжалом все же снял. Калой надел на его ремень кобуру и велел снова подпоясаться. Потом отдал пистолет.
— Вложи в кобуру и никогда без дела не вынимай! Носи тоже, когда в этом будет нужда. Твой.
Мажит растерянно посматривал на Калоя, на мать, не веря такому счастью. Потом рванулся и припал к отцу.
— Сходи к Иналуку и позови его к нам, — велел отец.
Орци шепнул что-то на ухо Мажиту. Мальчик кивнул головой, побежал, но вернулся и, приложив руку к пистолету, спросил:
— Снять?
— Нет, — сказал Калой.
И Мажит скрылся за дверью.
— Не рано ли такой подарок? — покачала головой Дали.
— Он понимает оружие не хуже взрослого. Ему можно доверить, — не без гордости сказал отец. — Горец! Пусть привыкает к оружию. Мало ли что!..