Она подалась вперед, чтобы лучше понять главное из того, что я говорил.
Наступила тишина. Руки мои стали влажными. Фрау Енке заговорила первая:
— Я думаю, мой муж захочет видеть вас.
Однажды я прочитал несколько писем, которые Альберт Енке получил от брата своей жены, Риббентропа, и, хотя Енке не говорил мне об этом, я знаю, что этого было достаточно, чтобы уволить меня. И теперь, вечером двадцать шестого октября тысяча девятьсот сорок третьего года, я должен был встретиться с ним впервые с тех пор.
Инке Енке вышла позвать мужа.
Наконец оба пришли. У меня создалось впечатление, что Енке хотел, чтобы и его жена приняла участие в этом деле.
— Добрый вечер, Эльяс, — сказал он.
Как деловой человек, Альберт Енке ждал, что я предложу.
Ему было около пятидесяти. Профессиональным дипломатом он не был. Отец его — немец, а мать — шведка. Отец его получил некоторую известность в Турции, где строил дамбу через долину.
Альберт Енке, также бизнесмен, много лет жил в Стамбуле. Турция была его вторым домом. Если бы не его женитьба на сестре Риббентропа, его никогда не пригласили бы на дипломатическую работу.
Раньше, когда я был слугой, Енке являлся советником посольства, но в последние дни его повысили: он стал посланником.
— Господин посланник, позвольте сердечно поздравить вас, — вежливо сказал я.
— Спасибо.
Он, вероятно, подумал, что это далеко не дело каваса, к тому же уволенного за неблагонадежность. Чтобы скрыть свою нервозность, я начал говорить. Слова мои текли, как вода:
— Турция и Германия всегда были друзьями. Они никогда не воевали друг с другом. Мы, турки, всегда любили немцев, и наше отношение к вам не изменилось…
Лицо Енке но-прежнему сохраняло холодное выражение. То, что я говорил, было правильным и не вызывало возражений. Но фальшивые нотки в моем голосе делали мои слова пустыми и ничего не выражающими. В глазах Енке появились насмешливо-иронические огоньки, и это рассердило меня. Я изменил тон.
— Дела у немцев сейчас идут не так-то хорошо, чтобы отказываться от помощи, откуда бы она ни шла, — грубо сказал я. — У меня есть возможность фотографировать документы «лейкой» в английском посольстве. Предлагаю вам пленку со снимками. Все документы, которые я сфотографировал, помечены грифом «секретно» или «совершенно секретно».
— Снимки с вами? — прервал меня Енке.
Мои пальцы играли лентами пленки в кармане.
— Нет, — ответил я. — Но сейчас я могу предложить вам две пленки, за которые хочу получить двадцать тысяч фунтов стерлингов. Если вы примете мое предложение, каждая последующая фотопленка будет стоить пятнадцать тысяч фунтов стерлингов.
— Вы с ума сошли! — воскликнул он.
— Вы, конечно, можете отвергнуть мое предложение. Но ведь другое посольство недалеко отсюда. Там безусловно хорошо заплатят за сведения, раскрывающие намерения англичан и американцев.
Супруги Енке обменялись взглядами.
— Мы не можем платить такую, сумму, не зная, чего стоят ваши снимки. Во всяком случае, у нас в посольстве такой суммы денег нет.
— Значит, вам придется запросить Берлин. Я позвоню по — телефону тридцатого октября, и вы скажете мне, принял Берлин мои условия или нет.
— Мойзиш, — вмешалась фрау Енке.
Енке задумчиво посмотрел на меня и кивнул:
— Да. Это по его части.
Затем он встал и повернулся ко мне:
— Сейчас уже поздно. Я свяжу вас с одним человеком.
Я посмотрел на часы. В посольстве я находился уже три часа.
— Сожалею, что отнял у вас так много времени, но меня слишком долго заставили ждать…
Фрау Енке подошла к телефону и набрала номер. Она долго ждала, прежде чем получила ответ.
Из ее слов я понял, что человек по фамилии Мойзиш должен был немедленно прийти в посольство.
Фрау Енке положила трубку и сказала мужу по-немецки:
— Он в постели.
— Но ведь сейчас только половина одиннадцатого, — , заметил я.
Оба посмотрели на меня.
— Так вы говорите по-немецки?
— Немножко.
До этого мы говорили по-французски.
— Я тоже иду спать, — сказал Енке и направился к двери.
Когда он уже подошел к двери, я громко спросил:
— Я могу сказать господину Мойзишу, что был вашим слугой?
Енке холодно ответил:
— Я не могу настаивать, чтобы вы не говорили. Я почти забыл, что вы были моим слугой. Английский посол однажды также вспомнит о вашей службе с неудовольствием.
Енке вышел. Фрау Енке тотчас же последовала за ним.
Я снова ждал. Немцы не верили мне. Моим единственным оружием было терпение.
Я воспользовался сигаретами Енке. Английские сигареты, которые я привык курить в английском посольстве, были лучше.
Мойзиш был человек среднего роста, крепкий, смуглый, с настороженными глазами. Он австриец. Его официальная должность в посольстве — торговый атташе. В действительности же он был оберштурмбанфюрером СС и работал в шестом отделе главного управления имперской безопасности. Он подчинялся не фон Папену, послу, а Кальтенбруннеру. Но обо всем этом я узнал позже. Тогда же я мог только предположить, что он работает в немецкой секретной службе.
Позже я прочитал свою характеристику, написанную Мойзишем[3] :
«Казалось, ему уже перевалило за пятьдесят. Его густые черные волосы были зачесаны прямо назад с высокого лба, а темные глаза все время беспокойно перебегали с меня на дверь. У него был твердо очерченный подбородок и небольшой бесформенный нос. В общем, лицо не очень привлекательное. Позже, когда я ближе с ним познакомился, я решил, что лицо этого человека похоже на лицо клоуна без грима, привыкшего скрывать свои истинные чувства».
Вот каким я показался Мойзишу. В его глазах я увидел презрение и молчаливое удивление по поводу того, что господин Енке оставил меня одного в своей гостиной.
— Вам рассказали о моем предложении? — спросил я.
Он отрицательно покачал головой. Я старался быть терпеливым. Меня, словно документ, передавали от одного служащего к другому.
Я повторил то, что сказал Енке, и он явно не поверил мне. А мое требование в отношении двадцати тысяч фунтов стерлингов заставило его рассмеяться.
— Ваше имя? — спросил он.
— Это не имеет никакого значения. Спросите господина Енке.
— Я не могу просить денег, не видя ваших снимков.
— Я позвоню вам тридцатого в пятнадцать часов. Назовусь Пьером.
— Так вас зовут Пьер?
— Если у вас будут деньги, когда я позвоню, мы встретимся. Вашего привратника зовут Петер. Это
