Я открыл перед мистером Баском дверцу автомобиля и сел за руль.

У парадного входа появилась Мара с ребенком на руках. Она взяла крошечную ручку ребенка и помахала ею мистеру Баску и мне, когда машина тронулась.

Я умышленно ехал медленно — чтобы не дрожали руки. Любому, кто посмотрел бы на меня в эти минуты, стало бы ясно, что мне верить нельзя.

Но, к моему счастью, посол даже не взглянул на меня, когда мистер Баск ввел меня в его кабинет. Сэр Хью Нетчбулл-Хьюгессен тогда, конечно, не мог предугадать, что ему представляли его врага. Если действительно существует шестое чувство, то у посла его не было. По крайней мере по отношению к его будущему камердинеру. Для него я был только пылесосом и одежной щеткой. Внезапно страх исчез.

— Сэр, это Эльяс… — сказал мистер Баск.

Сэр Хью мельком взглянул на меня, кивнул и глазами подал мистеру Баску знак подойти к нему. Он дал ему пачку документов. Они обменялись многозначительными взглядами, из чего я понял, что это были очень важные документы.

— Я верну их вам завтра утром, сэр, — проговорил мистер Баск.

Итак, он возьмет их домой. А в этот вечер, как я знал, он собирался идти на банкет к советскому торговому представителю. Утром я выгладил его фрак.

Мистер Баск положил документы в портфель и вышел. Я стоял как пригвожденный.

Это была большая комната с высоким потолком, обставленная со вкусом. Дорогой ковер, изящная обстановка. Сэр Хью, видимо, никогда громко не смеялся, никогда внешне не выдавал своего раздражения. У этого стройного джентльмена было благородное лицо с высоко поднятыми светлыми бровями и элегантными усиками. Узнай сэр Хью когда-нибудь о моем обмане, он был бы только слегка оскорблен, но наверняка вышел бы из себя, найдя хотя бы одну пылинку на своем костюме.

Он тихо спросил меня о прежней работе. Я рассказал ему то же самое, что и мистеру Баску в свое время, разумеется умолчав о том, что я работал у зятя Риббентропа.

Мистер Хью целиком положился на рекомендации своего первого секретаря, и поэтому беседа была короткой.

— Когда вы сможете приступить к работе? — спросил сэр Хью. У него был приятный, мягкий голос.

— Сейчас же, ваше превосходительство.

Дворецкий по имени Зеки показал мне дом. Резиденция посла находилась на холмах Канкаи. Это было большое здание, построенное в стиле английского загородного дома. Посольство находилось рядом, но, как я узнал, сэр Хью предпочитал работать в своей резиденции. Здесь же, вероятно, он хранил и свои секретные документы.

Его кабинет-находился на втором этаже, над кухней. Первое, что пришло мне в голову, — это то, что ковер будет приглушать мои шаги.

Комнаты прислуги, в том числе и моя скромная комнатка, находились на первом этаже.

Я мысленно определил расстояние между комнатами. На каждом этаже были длинные коридоры. В доме имелись две лестницы, и мне следовало решить, какую из них использовать для своих целей. На первом этаже висели два портрета — короля Георга VI и королевы. И каким бы путем ни возвращался я в свою комнату, я обязательно должен был пройти мимо одного из них. В случае необходимости я мог спрятать за один из портретов документы или что-нибудь еще.

На третьем этаже находились спальни сэра Хью, его жены и дочери, а также ванные комнаты. Я подсчитал, что не спеша смогу дойти от ванной посла до его спальни за одну минуту и за три минуты — от ванны до его кабинета па втором этаже, а оттуда — за две минуты до моей комнаты. Сэр Хью наверняка любил понежиться в ванне.

В мои обязанности входило готовить ванну для сэра Хью и помогать ему потом одеваться. Значит, у меня будет время взять ключ от сейфа, который сэр Хью всегда имел при себе.

Дворецкий сказал мне, чтобы я смотрел за спальней и гардеробом посла, и вышел.

В гардеробе я обнаружил двадцать пять костюмов, в том числе и дипломатическую форму. Мне всегда нравилась красивая одежда, и я не мог равнодушно перебирать костюмы сэра Хью. Из гардероба шел едва уловимый тонкий запах дорогих духов. В карманах костюмов я обнаружил несколько таблеток от расстройства желудка.

На столе лежал неоконченный карандашный рисунок с видом из окна на город. Мастерство, с которым был выполнен этот рисунок, восхитило меня.

С рисунком в руках я подошел к окну и распахнул его. Глубоко вдохнул свежий воздух. В Анкаре осень— лучшее время года. Жестокий летний зной уже позади. Небо темно-голубое. Тепло, а вечерняя прохлада даже приятна. Я посмотрел вниз на тополя у подножия горы— и увидел теннисные корты посольства. Если сэр Хью будет играть там, я получу еще одну возможность…

Я положил рисунок на место и закрыл окно. Потом подошел к столику у кровати и открыл верхний ящик. В нем лежали снотворные таблетки — другая приятная для меня находка. Я закрыл ящик. Повернувшись, увидел в дверях красивую женщину. У нее были большие светлые глаза, гладкая прическа и скептически опущенные уголки рта.

— Вы новый камердинер? Я поклонился:

— Да, мадам. Меня зовут Эльяс…

Леди Нэтчбулл-Хьюгессен мельком взглянула на меня и тихо вышла. Я почувствовал, что с ней надо быть настороже больше, чем с ее мужем. Мне снова стало страшно.

Чтобы вернуть уверенность в себе, я, уходя из спальни, взял рисунок и спрятал его за портретом короля Георга VI и только через три дня положил его на место. Сэр Хью не заметил пропажи, как и появления рисунка через три дня. Он только посмотрел на него каким-то отсутствующим взглядом. Сэр Хью наверняка писал стихи.

Мара, казалось, навсегда забыла о своем бывшем женихе. Ее фантазия в выдумывании новых способов демонстрации ее любви была неистощима. Она превзошла себя и в приготовлении моих любимых блюд: имама байлиди, которое делается из яиц и фруктов с оливковым маслом и употребляется в холодном виде с помидорами и луком, и серкеса тавугу — курятины по-черкесски. В тот вечер она приготовила мне баклаву — сладкое блюдо из миндаля и фисташковых или грецких орехов.

Мы сидели на кухне. Ребенок спал в своей кроватке, а родители его ушли на банкет к советскому торговому представителю.

Я наблюдал, как ловкие пальцы Мары приготавливали баклаву.

— Как приятно, что ты здесь, — заметила Мара.

Я встал, взял поднос и, сказав, что вернусь через минуту, пошел в кабинет мистера Баска.

У моего бывшего хозяина были свои привычки, и я знал их. Из ящика его стола, который я теперь легко открывал, я вытащил портфель и взял из него все документы, которые он принес домой. Затем положил портфель обратно, в ящик стола, документы — на поднос и накрыл их салфеткой. Потом достал из шкафчика бутылку бренди, два стакана и вернулся на кухню.

— Прекрасно! — воскликнула Мара, увидев меня. Ее, правда, несколько разочаровало то, что это было не виски. Я поставил поднос прямо под лампочкой (это была самая яркая лампочка в доме) и снял салфетку.

Мара перестала заниматься баклавой и смотрела на меня, открыв рот. Я подошел к кухонному шкафу и из одной из кастрюль взял «лейку». Это был старый фотоаппарат, которым я раньше снимал своих детей.

Я фотографировал документы страница за страницей. Чтобы сфотографировать документы сверху, мне пришлось встать на стул. Этот способ был довольно эффективен, но очень сложен. Я решил, что надо найти лучший способ для выполнения подобных работ.

— Я знала об этом, — тихо проговорила Мара.

Но ее слова прошли мимо моих ушей: все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы сделать хорошие фотографии.

— Ты хочешь, чтобы Турцию втянули в войну? — спросил я. — Уверен, что ты не хочешь этого.

Она промолчала. Я спокойно продолжал работать. В присутствии Мары мне легко было быть хладнокровным, и за это я благодарен ей.