— Пьер, близкий друг Мойзиша. Она захихикала.

— Я бы хотела знать, кто вы на самом деле.

— Это не должно вас интересовать, дорогая. Теперь, пожалуйста, соедините меня с господином Мойзишем.

Потом я услышал щелканье и голос Мойзиша.

— Было бы неплохо сыграть завтра в бридж, — сказал я. — У меня в руках полно козырей.

— Хорошо, — ответил Мойзиш каким-то раздраженным голосом.

— У вас плохое настроение? Пожалуйста, передайте привет вашей очаровательной девушке.

— Перестаньте говорить чепуху, — пробормотал он и положил трубку.

Мы встретились на углу улицы Оздемир. Поехали, как и обычно, вокруг старого города — и обменялись деньгами и катушкой фотопленки.

— Ваша секретарша сказала мне, что на пасху поедет в отпуск.

— Слава богу.

Увидев на его лице неприятное выражение, я улыбнулся. Мойзиш, видимо, не мог сказать о ней ничего хорошего.

— Хотелось бы как-нибудь прогуляться с ней.

— Если вам нравятся истеричные женщины, почему бы и нет.

Я похлопал Мойзиша по спине и выскочил из машины. Придя в посольство, я положил деньги под свой ковер.

Пасха 1944 года, как я узнал впоследствии, была важным периодом в жизни Корнелии Капп.

Семнадцать лет спустя, тоже в дни пасхи, я сидел в своей стамбульской квартире, пытаясь выяснить тайну событий того времени. Вторая магнитофонная запись только что прибыла по почте. Снова вопросы и ответы:

«— Что случилось перед пасхой?

— Девушка, казалось, совершенно потеряла рассудок.

— Что вы имеете в виду, когда говорите, что она потеряла рассудок?

— Истеричность ее не знала пределов.

— Она ведь говорит теперь, что это была игра.

— Я этому не верю.

— Может быть, она думала, что Мойзиш стал подозревать ее?

— Возможно. Но в действительности ей не о чем было беспокоиться. У нас и в мыслях не было, что она работала на другую сторону. Каждый акт предательства, о котором мы узнавали, вызывал у нее вспышку ярости.

— О каком предательстве вы говорите?

— В то время два немца перешли к англичанам.

— В Анкаре?

— Нет, в Стамбуле. Они работали в немецком генеральном консульстве. Сотрудники военной разведки.

— Важные люди?

— Да, это привело немцев в смятение. Сначала исчез один, потом — другой.

— Корнелия притворялась негодующей?

— Да. Она проклинала их. Рассказывала о своих двух братьях, которые служили на восточном фронте. Говорила, что эти люди наносят удар в спину солдатам, сражающимся на фронте. Говорила о долге перед родиной. „Германия должна выиграть войну, — сказала она, — несмотря на то что у нее много врагов“.

— Пыталась отвлечь от себя подозрение?

— Наверное. Она приносила в посольство письма от своих братьев и читала их нам.

— Что это были за письма?

— Это были волнующие письма, письма солдат, которые знают, за что они борются. Мойзиш говорил, что она плакала над этими письмами.

— Видимо, и на предателей находит сомнение.

— Трудно сказать, что происходит в душе человека в такие моменты!

— Она просто хорошо играла свою роль.

— Очевидно, другого объяснения нет. Мойзишу в конце концов все это так надоело, что он захотел избавиться от нее.

— Значит, не она хотела уйти от него, а он хотел избавиться от нее?

— Их желания могли совпасть. Мы, конечно, не могли знать, что она фактически получила то, что хотела. Она ведь считала, что опасность подстерегает ее на каждом шагу. Возможно, она думала, что Мойзиш наблюдает за ней. Но это было далеко не так. Мойзиш просто очень устал от нее. Он даже ходил к Папену.

— Почему?

— Хотел избавиться от нее по-умному. Ведь ее отец находился на дипломатической службе. Надо было убедить его в необходимости забрать дочь к себе. Предлог мог быть такой: по состоянию здоровья она не может удовлетворительно выполнять свои обязанности.

— Значит, было направлено письмо господину Каппу в Софию? * '

— Нет, за это время его перевели в Будапешт. Мы написали ему туда, причем Корнелия не знала об этом.

— Таким образом, все должно было выглядеть так, как будто сам отец хотел, чтобы она возвратилась к нему?

— Да, Мойзиш пощадил чувства старого человека. Корнелия была крайне невнимательна. Допускала очень много ошибок, и когда ей указывали на это, закатывала истерику.

— Она, видимо, уделяла слишком много внимания работе для другой стороны…»

Я слушал магнитофонную запись и представлял себе душевное состояние Корнелии в то время. Она фактически достигла своей цели. Догадывалась, кто был Цицерон, и в то же время боялась разоблачения.

Разговор продолжался:

«— Мы даже обрадовались, когда однажды Корнелия попросила дать ей отпуск. Она сказала, что хотела бы провести отпуск с отцом в Будапеште. Мойзиш сразу же пришел ко мне и рассказал об этом, радостно потирая руки. „Дела идут значительно лучше, чем мы ожидали“, — заметил он.

— Он думал, что избавляется от истеричной секретарши легким и удобным способом?

— Да. И после этого он был исключительно любезен с ней. Однажды он даже пошел с ней в магазин — она хотела купить родителям подарки к пасхе.