„Я до сих под работаю в ресторане. А Корнелия давно уже ушла от нас. Мистер Клаус, хозяин ресторана, взял Корнелию к себе потому, что она немка. Сам он тоже немец. Дезертировал из армии еще во время первой мировой войны и жил здесь под чужим именем. Но об этом стало известно совсем недавно, когда он покончил жизнь самоубийством… Во всяком случае, он помог Корнелии. Корнелия замужем или была замужем за Биллом Горманом, бывшим агентом Федерального бюро расследований. Она встретила его у Кутандин. Они оба жили там. Я думаю, что сейчас они живут в Сан-Диего, штат Калифорния“.
Затем Бейл посетил Корнелию Горман, урожденную Капп.
„Опа живет в пригороде Сан-Диего, — писал он. — Ее муж — скупщик частей самолетов и электронного оборудования. Они живут в маленьком домике, находящемся на территории военно-морской базы“.
Я изучил всю информацию о Корнелии, которую мне удалось добыть. Прочитал все письма супругов Кутандин. Прочитал письмо Пинки и, наконец, записки самой Корнелии. В результате я обнаружил, что она была не английским агентом, как я предполагал, а американским.
Прибытие агентов английской секретной службы из Лондона дало о себе знать. Сейф сэра Хью был оборудован сигнальной системой. Приехавшие вслед за ними специалисты часами пропадали в кабинете, и я мог только предполагать, чем они там занимались. Копия ключа к сейфу сэра Хью теперь была бесполезной.
Я воспринял это как намек судьбы и свыкся с мыслью, что Цицерон на какое-то время должен исчезнуть. Я перепрятал деньги. Теперь они хранились в ящике письменного стола у меня дома. К этому времени я стал довольно богатым человеком и решил оставить работу каваса. Никто не мог заставить меня продолжать опасную игру: я не был связан обязательствами.
Нужно было только уничтожить фотоаппаратуру, и тогда не осталось бы никаких следов. Но я не смог сделать этого. Я чего-то ждал, сам не зная чего.
Как-то мы встретились с Мойзишем, но мне нечего было ему дать. Я рассказал ему о новых трудностях.
На меня нашла апатия. И я не имел сил ни остановиться, ни идти вперед.
— Воздушный налет на Софию произошел, — пробормотал Мойзиш.
Я пожал плечами:
— Я же говорил вам об этом.
Я знал, что в Берлине были люди, которые все еще сомневались в подлинности моих документов.
О налете на Софию Мойзиш позже писал[6]: „Удовлетворен ли Берлин? Ведь теперь-то у них было доказательство, что Цицерон их не обманывает. Четыре тысячи болгар — мужчин, женщин и детей — поплатились за это своей жизнью“.
— Теперь все будут верить, что ваши материалы подлинные, — сказал Мойзиш.
Но мне было все равно.
— Вы продолжите свою работу? — спросил Мойзиш.
— Не знаю.
Я отправился домой. Мара была в истерике и набросилась на меня со слезами на глазах:
— Миссис Баск скоро поедет в Лондон из-за ребенка. Просит меня поехать с ней.
— А почему бы тебе не поехать?
Мара смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Я так и знала! — воскликнула она. — Я так и знала! Между нами давно все кончено! Ты выпроваживаешь меня!
— Ты же первая сказала, что уезжаешь, — заметил я. — Ты первой заговорила о поездке в Лондон.
— Ты давно мечтаешь отделаться от меня!
Я вышел из дому и направился в посольство. Там было тепло. Тишина, уют, цивилизация. Как это ни странно, но в посольстве я ощущал мир и покой, как будто это было мое единственное пристанище.
Неизменное дружелюбие ко мне сэра Хью заставило меня испытать чувство стыда. Я даже позавидовал Мустафе, его беззаботной жизни. Когда-то и я был таким!
— О аллах! — воскликнул Мустафа, увидев меня. — Она приехала! Эзра здесь!
Я совсем забыл, что написал своему кузену, чтобы он прислал Эзру ко мне: для нее была работа.
Приезд Эзры положил конец всем моим благим намерениям.
Я был на двадцать лет старше Эзры. Это было единственное, что заставляло меня задуматься.
Я был тщеславный, циничный, суеверный и некрасивый человек. Имелись у меня и другие недостатки. Я был очень честолюбив и искренне сожалел об этом. Мне не хватало силы воли отправить Эзру обратно.
Ей же исполнилось семнадцать. Она была очень красива, как и многие девушки турецкого или греческого происхождения. Мягкое, податливое существо. Чарующий смех. Она уже в день своего приезда покорила Маноли, Мустафу и даже дворецкого Зеки. Она принесла с собой жизнь в ту часть дома, где размещалась прислуга. Заставила мужчин ходить на цыпочках. Позволяла, чтобы ей угождали, говорили комплименты. Мысль о том, что Мустафа может быть рядом с ней, когда я занят, приводила меня в бешенство, и поэтому я обходился с ней очень жестоко.
— Не знаю, найдется ли для тебя здесь работа, — сказал я ей. — Ты плохо одета и слишком шумлива.
— Мустафа сказал…
— Мустафа не имеет успеха у женщин и всегда рад встретить женщину, которой он понравится.
— Но он мне не нравится.
— Ничем не могу помочь. Ты можешь с ним ходить гулять, если тебе хочется. У меня нет времени. Я слишком занят.
— Но почему вы не скажете мне, что я делаю не так?
— Я уже сказал тебе, что у меня нет времени. Такое обращение с ней было моим единственным оружием против ее молодости. Ей дали комнату Маноли.
— Не думаю, что леди Нэтчбулл-Хьюгессен позволит тебе остаться здесь. Мне кажется, что лучше всего написать твоему отцу…
— Я не поеду домой! Пожалуйста, не отправляйте Меня домой!
— Тогда пойди в парикмахерскую и приведи в порядок свои волосы.
У нее были чудесные волосы. Мне нравился их удивительно красивый блеск. После некоторых моих замечаний Эзра стала чувствовать себя менее уверенно.
В выражении ее лица появилась беспомощность, когда я смотрел на нее. На комплименты, расточаемые в ее адрес другими, она не обращала никакого внимания. Единственное, что ее радовало, — это мои похвалы.
Я гладил костюм сэра Хью в гладильной комнате, когда вдруг не стало тока.
Я пошел к щиту. Эзра была уже там.
— Должно быть, сгорела пробка, — заметил я. — Пойди и попроси у Мустафы новую.
— Нет, — сказала она, — ни одна из пробок не сгорела. Я их вынула.
Я с удивлением посмотрел на нее.
— Здесь рабочие, — пояснила она. — Они делают что-то в сейфе, где находятся деньги. Мне сказали, чтобы я вынула пробки…
Я не стал ждать, когда она кончит говорить. То, что Эзра приняла за сейф с деньгами, в действительности был сейф, где хранились секретные документы. Я поспешил в кабинет посла.
Сотрудник посольства из службы безопасности сидел со скучающим видом, наблюдая за двумя рабочими, которые возились с сейфом.
— Неужели надо было обязательно вынимать пробки? — спросил я. — Мне нужен ток. Иначе сэр Хью рассердится.
Дверца сейфа была открыта. Рабочие трудились над сигнальной системой и не обращали на меня никакого внимания.
