стратегических служб США“».
В Софии Корнелия уговорила отца подыскать ей работу в какой-нибудь нейтральной стране, например в Турции, где жизнь молодой женщины будет веселее. Это была чистая случайность, что она попала к главному источнику разведывательной информации в Анкаре — к самому Мойзишу, которому в этот момент как раз требовался секретарь. В немецком посольстве она была бы рада любой работе.
Корнелия была любимицей отца и считала себя баловнем судьбы, потому что снова встретила человека, которого когда-то сильно любила.
Когда в приемной Мойзиша звонил телефон, она поднимала трубку.
— Канцелярия торгового атташе, — говорила она. Мне нравился ее голос.
— Говорит Пьер. Господина Мойзиша, пожалуйста. Ее вопросы я объяснял тем, что она была новым сорудником.
— Пьер? Какой Пьер?
Она смеялась и долго не соединяла меня с Мойзишем. Я думал, что ей хотелось пофлиртовать со мной. Но она знала, что говорила с Цицероном.
«Я работала исключительно на американскую секретную службу, — писала Корнелия. — Мойзиш полностью доверял мне. Я знала о Цицероне еще до того, как получила задание читать всю почту, которую каждый вечер привозил курьер из Берлина. Поскольку я работала одна и к тому же мне никто не мешал, у меня было достаточно времени для того, чтобы снимать копии с приходящих из Берлина документов, из которых было ясно, что Цицерона следует искать в самом английском посольстве. Копии документов я передавала американцам каждый вечер. Однажды они чуть было не установили личность человека, который встречался с Мойзишем по вечерам и всегда вскакивал в машину на ходу. Это было в тот самый вечер, когда Мойзишу и Цицерону едва удалось уйти от преследования после дикой погони через всю Анкару. Американцы еще задолго до этого знали, что человек, имеющий кличку Цицерон, действительно существовал. Мне было поручено установить его личность».
Почему американцы задолго до этой дикой погони знали о существовании Цицерона? Каким образом и откуда они получили такую информацию?
Слава, которая окружала имя Цицерона, льстила моему самолюбию. Это имя было предметом толков в немецком министерстве иностранных дел и в немецкой разведке. О Цицероне говорили в ставке Гитлера и в американской разведке, возглавляемой Алленом Даллесом, братом Джона Фостера Даллеса, который впоследствии стал государственным секретарем Соединенных Штатов Америки. Слухи о Цицероне ходили среди агентов разведки и дипломатов.
— Цицерон? Так это же английский агент. Англичане используют его, чтобы ввести немцев в заблуждение.
— Цицерон — друг одного английского дипломата. Поэтому-то он и имеет доступ к секретным документам.
— Цицерон не существует. Его выдумала немецкая пропагандистская машина.
Как-то ночью я пробрался к Мойзишу. Там оказался и Енке.
— Если вы почувствуете опасность, сразу же приходите к нам, — сказал мне Енке. — Мы отправим вас в Германию. Фюрер приказал после войны дать вам виллу в качестве награды.
— Вы говорили обо мне Гитлеру?
— Конечно!
Меня, каваса, прямо-таки распирало от гордости. В своих мемуарах Франц фон Цапен, вспоминая об одном разговоре с Гитлером, пишет:
«Когда речь зашла об общей обстановке, я напомнил о решениях Тегеранской конференции, которые известны нам из телеграмм Цицерона».
Мойзиш, вспоминая о своей беседе с немецким министром иностранных дел, пишет:
«Риббентроп все еще не удостаивал меня своим взглядом. Он продолжал нервно вертеть в руках документы. Неуверенность и досада ясно отражались на его лице, когда он смотрел на кучку фотографий, которые обошлись Германии в шестьдесят пять тысяч фунтов стерлингов. Вдруг он схватил всю пачку, швырнул ее на конец своего огромного письменного стола и едва слышно проговорил: „Не может быть!“[4]
Мойзиш также цитирует заявление Кальтенбруннера, начальника главного управления имперской безопасности третьего рейха:
„Риббентроп до сих пор твердо убежден, что камердинер подослан англичанами. Я хорошо знаю Риббентропа — он будет стоять на своем из простого упрямства. Во всяком случае, пройдет немало времени, прежде чем он изменит свое мнение, а ценнейшие разведывательные данные будут лежать в его столе, не принося никакой пользы. Этого нельзя допустить, и я добьюсь у самого фюрера, чтобы операцией „Цицерон“ занималась только секретная служба“[5].
Итак, два могущественных человека ссорились из-за Цицерона. Но в Анкаре я был не столько Цицероном, сколько кавасом, сующим свой длинный нос в чужие дела. Тогда я, конечно, всего этого не знал.
Откуда я мог знать тогда, что в Берне, в Швейцарии, находился американец по имени Аллен Даллес, который в течение длительного времени имел в Берлине много информаторов. Откуда я мог знать, что одним из этих информаторов был немецкий дипломат из окружения Риббентропа по имени Кобле, известный под кличкой Джордж Вуд, брата которого замучили фашисты? Только после войны я узнал, что Джордж Вуд информировал мистера Даллеса в Берне о существовании шпиона по кличке Цицерон, который должен был работать в английском посольстве в Анкаре.
Американцы буквально набросились на Цицерона. Им, конечно, хотелось преподнести на тарелочке своим английским союзникам разгаданную загадку о Цицероне с явным намеком на то, что те проспали. Цицерон стал, таким образом, игрушкой в руках соперничающих разведывательных служб, чей престиж был поставлен на карту.
Американцы привлекли к этому делу своего специалиста по Балканам Джорджа Эрла. Я могу гордиться тем, что задал головоломку мистеру Эрлу — личному другу президента Рузвельта. Мною, простым кавасом, стали заниматься в международном масштабе.
Мистер Эрл, бывший губернатор штата Пенсильвания, бывший американский посол в Вене и Софии и, наконец, военный атташе в Стамбуле, вспомнил вдруг о женщине-агенте американской секретной службы в Софии. А что, если попробовать протащить ее в немецкое посольство в Анкаре? Речь шла о Корнелии Капп.
Кличка Цицерон путешествовала из Берлина через Берн, Вашингтон, Стамбул и Софию в- Анкару. Она явилась предметом горячих споров, восхищения и возмущения, вызвав тайную подпольную борьбу в нейтральной Анкаре, где дипломаты враждебных государств холодно приветствовали друг друга.
Я, конечно, тогда ничего не знал обо всем этом и меньше всего думал о том, что молодая- женщина шла по моему следу, рискуя своей головой.
Когда-то я ненавидел Корнелию Капп, но с тех пор прошло почти двадцать лет, и теперь былые чувства притупились.
Однако в то время я знал только ее голос. Лишь много лет спустя я узнал о ней кое-какие подробности.
Мне сказали, что она живет в Америке. Я написал туда своим друзьям, но безрезультатно. Они ответили, что в такой огромной стране, как Соединенные Штаты, бесполезно искать женщину, которая наверняка вышла замуж и уже много лет живет под фамилией мужа. Я писал иммиграционным властям, но они даже не потрудились ответить мне.
Решив написать эту книгу, я попросил журналиста Томаса Бейла помочь мне разыскать ее. И вот однажды он выследил Корнелию. Она жила в Чикаго у супругов Кутандин на Канмор-авеню.
Последовала переписка с супругами Кутандин, которая помогла узнать дальнейшую судьбу Корнелии. Мне дали адрес одного чикагского ресторана, где, как мне сказали, Корнелия работала официанткой. Мне сказали, что ее самой близкой подругой была Виолетта Кайл, известная по прозвищу Пинки. Пинки сообщила следующее:
