ловушка. Я тихо сказал по-французски.
— Прошу извинить меня, сэр, я с трудом понимаю по-немецки. — Я посмотрел сэру Хью прямо в глаза и добавил: — Я только знаю слова из некоторых немецких песен, но не знаю, что они означают.
Сэр Хью подтвердил это взглядом.
— Принесите еще сахару для джентльмена, — сказал сэр Хью по-французски. Он, как я понял, не одобрил подобных неделикатных методов, которыми пользовалась секретная служба.
Я принес сахар, хотя его и без того было вполне достаточно. Мне с трудом удавалось сдерживать дрожь своих рук.
Я назначил свидание с Мойзишем.
Чтобы связаться с ним по телефону, мне пришлось затратить в этот раз больше времени, чем обычно. Вероятно, у Мойзиша был новый секретарь.
— Говорит Пьер. Могу ли я поговорить с господином Мойзишем?
— С кем вы хотите говорить?
— С господином Мойзишем. Скажите ему, что с ним хочет поговорить Пьер.
У нее был приятный, чистый голос, но, видимо, за- медленное восприятие.
— Пьер? — спросила опа с улыбкой. — Какой Пьер? Вероятно, ей хотелось пофлиртовать с неизвестным
абонентом, но у меня было неподходящее для этого настроение.
— Просто Пьер, — серьезно сказал я. — Соедините меня, пожалуйста.
— Хорошо, — недовольно сказала она.
У нее в самом деле был очень приятный голос, и я даже пожалел о своей резкости.
— Я сегодня не в форме, — пробормотал я, но в ответ услышал голос Мойзиша, и мы договорились о встрече.
Мы, как и обычно, ехали по пустынным улицам.
— Они пустили по следу своих агентов, — сказал я Мойзишу.
— Вы уверены?
— Да. Их специально пригласили из Лондона!
— Тогда все усложняется. Вы, видимо, захотите на какое-то время прекратить свою работу?
Я пожал плечами:
— Надо выждать. Они обыскали комнаты всех слуг.
— Значит, не только вашу?
— Я не знаю, были они в моей комнате или нет. Но Мустафа жаловался, что кто-то рылся в его вещах. В моей комнате они не оставили никаких следов.
— Значит, у них пока нет подозрений.
— Фотоаппарат и деньги надежно спрятаны.
Я протянул Мойзишу пленку, а он вручил мне деньги, полагая, что это, может быть, в последний раз.
— Один из них обследовал замаскированный сейф в кабинете сэра Хью, — сказал я.
Мойзиш внимательно посмотрел на меня.
— В таком случае, они даже не знают, каким образом происходит утечка их секретов, — сказал он, ободряюще улыбаясь.
— Почему вы так думаете?
— Потому что они, по всей вероятности, ищут спрятанные микрофоны. Если они обследовали сейф, значит, они подозревают, что где-то скрыты микрофоны. Они и не предполагают, что в данном случае следует искать фотоаппаратуру.
Его предположение несколько успокоило меня. Нервы мои были напряжены до предела, и я готов был ухватиться даже за соломинку.
Я нервно засмеялся:
— И сэр Хью, и я немножко нервничаем. Но у каждого на то свои причины. Сегодня мы музицировали, и это придало нам обоим силы идти вперед каждому своей дорогой.
Мойзиш как-то странно посмотрел на меня. Он, видимо, решил, что я схожу с ума. Я ухмыльнулся.
— Я пою, а он аккомпанирует мне на рояле. Если эти ребята найдут спрятанный микрофон и проиграют запись, вот будет потеха.
Эта мысль позабавила нас обоих. Когда мы прощались, я сказал:
— Пожалуйста, извинитесь за меня перед вашей секретаршей. Я был с ней довольно резок. Это новая девушка, не так ли?
— Да. Она только что приехала из Софии.
— Ей повезло.
— Почему?
— Посмотрите на один из кадров пленки. Через неделю на Софию будет произведен сильный налет.
Выйдя из машины, я направился к Маре, чтобы поблагодарить ее за то, что она вовремя предупредила меня.
Я боялся привидений. Боялся Мары, которую подозревал в предательстве. Боялся неизвестного молодого человека с неприятным лицом, который чуть было не напал на мой след. Боялся агентов английской секретной службы, которые искали спрятанные микрофоны.
Предчувствие не предупредило меня, что в этот день я говорил со своим настоящим врагом — женщиной, которая раскусила меня, с женщиной, которая напала на след человека, скрывавшегося под кличкой «Цицерон».
Я боялся привидений и теней. Но не этого следовало бояться. Надо было бояться приятного, нежного голоса нового секретаря Мойзиша.
С тех пор я много думал об этой девушке, думал о ней и ненавидел ее. Я узнал кое-что о ней и однажды даже увидел ее, когда наша дуэль умов еще продолжалась, но многие детали стали мне известны только тогда, когда я решил написать эту книгу. С помощью господина Ногли и двух немецких журналистов я узнал многое о женщине, голос которой впервые услышал по телефону Мойзиша. Ее звали Корнелия Капп.
Корнелия Капп, новый секретарь Мойзиша, красивая двадцатитрехлетняя блондинка, дочь немецкого дипломата, работала на американцев.
«Мне было шесть лет, когда я впервые посетила Соединенные Штаты, — читал я впоследствии ее записки. — Я родилась в Берлине, но никогда, по сути дела, не жила в Германии. Мой отец был консулом в Бомбее до того, как его перевели в Соединенные Штаты. Там он стал генеральным консулом в Кливленде (штат Огайо). В Соединенных Штатах у меня было много друзей. Я жила в Кливленде до тех пор, пока не началась война. Я возвратилась в Германию вместе с отцом в 1941 году».
Ее отец служил в Италии, а затем в Болгарии.
«В Штутгарте я несколько недель училась в школе медицинских сестер. Училась без всякой охоты, но другого выбора у меня не было. Иначе мне пришлось бы работать на фабрике. Благодаря связям отца мне удалось переехать к нему в Италию. В июле 1943 года вместе с родителями я переехала в Софию, где отец получил назначение в немецкое посольство. Я работала секретарем в посольстве. В Анкару я приехала не случайно. Через своих агентов в Анкаре американская секретная служба связалась со мной в Софии в августе 1943 года, и я была втянута в шпионскую работу на американцев. В Анкаре Мойзиш значительно облегчил мне работу. Уже через четыре дня у меня был ключ от его сейфа, и я стала делать копии с его секретных документов. Мои братья — Питер и Тотард — были офицерами в немецкой армии и воевали на русском фронте — это явилось другой причиной того, почему я так легко завоевала доверие Мойзиша. Моя любовь к одному человеку, которого я встретила еще в Кливленде, сыграла важную роль в том, что я охотно согласилась работать на американскую секретную службу. (Я не стану называть имени этого человека.) В Анкаре я встретила его вновь. Он был теперь агентом так называемого „управления
