— Я ненавижу англичан.
Наконец я сказал то, что он давно хотел от меня услышать. Он кивнул в знак того, что всегда подозревал это. Вероятно, из уважения к моей большой ненависти к англичанам он несколько минут молчал.
Я играл на доверчивости Мойзиша. То, что я сказал потом, вырвалось из меня как мучительное воспоминание.
— Англичанин убил моего отца, — хриплым голосом проговорил я.
Мойзиш задумался. Теперь он имел подходящее объяснение моей шпионской деятельности — месть. Я перевел разговор на другую тему:
— Полагаю, вам не составит труда сделать копию ключа?
— Нет, — пробормотал он.
Я дал ему восковой слепок ключа от черного ящика, который ночью стоит на тумбочке сэра Хью.
— Для одного ящичка копию ключа я сделал сам, но этот ключ очень трудный, — заметил я.
— Хорошо, посмотрю, — невнятно проговорил он. Мы ехали вверх по улице, в конце которой находилось посольство.
— Замедлите, пожалуйста. Он сбавил газ.
— Я очень сожалею о том, что, задавая вам вопросы, напомнил вам о вещах, которые…
Для сотрудника немецкой разведывательной службы он проявил большую деликатность.
Я выпрыгнул из медленно движущейся машины, пробежал несколько шагов рядом о ней и захлопнул дверцу. Мойзиш увеличил скорость.
Я остался один на темной улице. Вздрогнул — и мороз пробежал по телу. Я почувствовал страх, страх от гнева моего отца, который умер своей смертью. Тополя на холме отбрасывали грозные тени, Я робко улыбнулся, пытаясь избавиться от страха.
К утру все страхи улетучились. Стоваттная лампа на моей тумбочке ярко освещала документы, касающиеся различных сторон войны.
Телеграммы и меморандумы, расшифрованные для сэра Хью, проходили через мою комнату, Ночью я вел странный разговор с сильными мира сего, чьи имена фигурировали в документах.
Позже в своих мемуарах Черчилль писал:
«Если бы нам удалось склонить Турцию вступить в войну, то стало бы возможным, не отвлекая ни одного солдата, ни одного корабля и ни одного самолета от главных и решающих сражений, доминировать над Черным морем, используя лишь подводные лодки и легкие корабли, оказывать помощь России и доставлять снабжение ее армиям путем менее дорогим и более быстрым, чем Арктика или Персидский залив».
Вот к чему сводилась проблема. Я узнал о ней во всех деталях из телеграмм, которые сфотографировал. Иногда эти детали были мне непонятны, но зато в других документах обстановка анализировалась со всей откровенностью.
Кодовое наименование операции «Оверлорд» все чаще и чаще появлялось перед объективом моего фотоаппарата. Со временем я понял, что это наименование может относиться только ко второму фронту, открытия которого требовали русские от своих союзников, ко второму фронту, который вошел в историю как вторжение во Францию.
В одной из телеграмм говорилось:,
«Если Турция вступит в войну на нашей стороне, освободятся эскортные суда, столь необходимые для операции „Оверлорд“».
Тегеранская конференция проходила с двадцать восьмого ноября по первое декабря тысяча девятьсот сорок третьего года. Русские требовали, чтобы после окончания войны немецкий генеральный штаб был ликвидирован.
Черчилль сказал, что в связи с проведением операции «Оверлорд» его беспокоит не столько сама высадка, сколько то, что может произойти месяцем позже, после того как немцы соберут силы и средства для нанесения контрудара. В этот период Красная Армия должна сковать силы немцев на Восточном фронте, в то время как западные державы сделают это в Италии. Если бы турки избрали этот момент для вмешательства, победа союзников была бы обеспечена.
В телеграмме сэру Хью из министерства иностранных дел говорилось:
«В Египте дислоцируется семнадцать эскадрилий. Они необходимы для противовоздушной обороны в том случае, если турки почувствуют, что им угрожает немецкая авиация. Кроме того, на территории Турции могут быть размещены три полка зенитной артиллерии».
Черчилль заявил по этому поводу следующее:
«Нам нужны авиационные базы в Смирне и Бадраве… Когда получим их и разместим там эскадрильи, прогоним немцев в воздушном пространстве… Немецкие гарнизоны на островах мы должны уморить голодом. Если Турция примет в войне активное участие, острова сдадутся сами по себе. В таком случае не придется атаковать даже Родос. Гарнизоны островов должны снабжаться немцами, и, если мы будем иметь авиационное прикрытие с турецкой территории, наши эсминцы перехватят немецкие конвои, что невозможно сделать теперь из-за того, что немцы господствуют в воздухе. Турецкие базы дадут нам возможность оказывать постоянное давление на Германию. Это и будет подготовкой к операции „Оверлорд“».
Итак, немцы знали, что их противники думали и планировали.
В своей комнате я вел воображаемый разговор с государственными деятелями мира.
Какое отношение, спрашивал я самого себя, имеет ко мне операция «Оверлорд»? Если одна- единственная немецкая бомба упадет на Анкару и попадет в меня, какая польза будет мне от ваших семнадцати эскадрилий в Египте?
Я знал, что в английском посольстве в Анкаре имелся подвал. Вполне вероятно, что это было бомбоубежище.
Какая мне польза, думал я, от того, что на острове Родос немцы умрут от голода? Голод может прийти и в Турцию.
Каждый новый день жизни был для меня интересным спектаклем, который, однако, я должен был смотреть до конца. Одним из главных действующих лиц был английский посол, которого я, кавас, будил каждое утро в половине восьмого. Другим действующим лицом была леди Нэтчбулл-Хьюгессен, жена посла, которая едва замечала приветствие каваса, когда проходила мимо него по коридору. Кавас гладил брюки посла, готовил ему ванну. Роль каваса играл я.
Все мы были тенями: двигались, не замечая друг друга. Какой же странной была жизнь!
Я направлялся в комнату посла. Его там не было, руках у меня был пылесос. Он служил мне пропуском для прохода на чужую территорию.
Телефон в кабинете сэра Хью был единственным, не подключенным к коммутатору.
Я набрал номер немецкого посольства и попросил к телефону Мойзиша.
— Говорит Пьер, — начал я. Он знал, что это означало очередную встречу.
— Как насчет завтрашней игры в бридж? — Это означало свидание в десять часов вечера сегодня на месте, обусловленном во время предыдущей встречи.
— А нельзя выбрать другое время? — неожиданно спросил он.
— Нет. Молчание.
— Где я могу вас найти? Можно ли вам позвонить?
Я усмехнулся:
— Конечно. Звоните хоть сейчас. Я в кабинете шефа. Сказать вам номер телефона?
Мойзишу потребовалось всего несколько секунд, чтобы прийти в себя.
— Вы болтун, — пробормотал он. — Хорошо, договорились. Будем играть в бридж завтра.
Мойзиш бросил трубку так резко, словно обжег пальцы об английский телефон.
Я спокойно положил трубку и стер пыль с телефона, чтобы у сэра Хью не было причины упрекнуть своего каваса в пренебрежительном отношении к своим обязанностям.
Мы встретились в районе Какатепе, на углу улицы Акай. Мойзиш рвал и метал.
