Сарне, и вмиг от его удовольствия не осталось и следа. «Она отрежет мне голову и не станет воскрешать, — подумал он. — Скорее, приготовит из меня кебаб». Их годовому медовому месяцу в Кампале подходил конец: Карам собирался сообщить жене, что снова едет в Лондон.

— Я подумываю еще разок слетать в Лондон. Всего на неделю. Хочу посетить коронацию Елизаветы II. Мы подданные Великобритании и должны иногда показывать наше почтение, — сказал Карам, когда они с женой гуляли по саду. Он ожидал протеста с ее стороны — любое упоминание Англии вызывало в Сарне ярость — и все-таки надеялся, что обретенная в Кампале гармония умерит ее пыл.

— Прости, Джи. — Сарна прищурилась. — Лондон?

— Да, мне надо туда съездить. — Карам, стараясь говорить беззаботно, уперся глазами в рукав своей рубашки.

— Ты забыл о ребенке? — Сарна погладила округлый живот.

— Почему? У нас еще три месяца впереди, а меня всего-то неделю не будет. Не переживай.

Сарна уставилась на него испепеляющим взглядом, ее губы подрагивали, но она не знала, что сказать. Как он может так спокойно рассуждать об отъезде?! Опять бросит ее одну с двумя детьми?! Тревога ужалила ее в глаза и нос, как пыльца — больных сенной лихорадкой. Глаза Сарны на миг расширились, потом сузились, и она выплюнула:

— Да как ты смеешь?!!

Карам вытащил платок и вытер брызнувшую ему в лицо слюну.

— Значит, мое мнение ничего не значит! — Пышущая здоровьем, она стояла на фоне куста бугенвиллеи, покрытого красно-оранжевыми цветками.

Карам подошел к Сарне и попытался взять ее за руку.

— Я скоро вернусь, ты даже не успеешь заметить, что меня нет.

Она отступила:

— Тебе не надо уезжать! Я не хочу тебя отпускать. Это плохо кончится, у меня дурное предчувствие в крови. — Она обхватила запястье рукой и положила большой палец на артерию, как доктор, меряющий пульс. — Я нутром чую! — Сжала живот, чтобы подавить тошноту. Повела носом. — От этого несет Мускатом.

— Успокойся, пожалуйста. — Ему удалось взять ее за руку. — Ничего страшного не случится. Теперь все будет иначе. Я уеду только на неделю — сущий пустяк.

Сарна погладила его ладонь и прижалась к нему всем телом.

— Если это пустяк, то не уезжай. Останься со мной!

— Я должен!

Карам не мог упустить такую возможность. Он начал думать о ней год назад, когда умер британский монарх. Еще тогда он решил, что обязательно поедет на церемонию коронации. Ведь новая королева могла бы править и в Индии, если б англичан не смыло волной перемен. А если бы не они, вероятно, в 1947-м Индия разделилась бы не так болезненно, Карам не очутился бы в лагере для беженцев и никогда не задумался бы о важности истории.

В Англии приготовления к церемонии длились уже шестнадцать месяцев, Карам копил деньги и размышлял о грядущем. Приняв участие в коронации, пусть даже в роли ничтожного наблюдателя, он надеялся стать частью исторического события. Однако до последней минуты не говорил об этом Сарне, ведь она наверняка его не поймет. Так и произошло. Что женщина смыслит в истории? Ровным счетом ничего.

— Должен?! — Она уронила его руку и скрестила свои на груди. Да кем он себя возомнил? Заявляет о своих намерениях, точно махараджа, получивший приглашение на церемонию!

— А о Пьяри ты подумал? — сказала она, поглядев на дочку, которая бегала по саду: длинные косы с большими зелеными бантами, похожими на огромных стрекоз, танцевали за ее спиной.

— Семья тут ни при чем. Просто я должен это сделать. Я… — Карам не успел закончить: Сарна отвернулась и покачала головой. Семья тут как раз при чем! Что произошло, когда он уехал в Лондон? Эти воспоминания были невыносимы. Она боялась одиночества, саму себя. Как он смеет уезжать?

— Я хочу почувствовать, что я — часть истории, — продолжал Карам, обращаясь к Сарне, которая стояла к нему спиной. Ее волосы сверкали голубым в меркнущем свете. — Коронации не каждый день случаются. Я мечтаю увидеть, как королева восходит на престол. Другого шанса у меня просто не будет.

Сарна вспомнила газетные фотографии Елизаветы II, которые ей показывал Карам. Интересно, это они снова пробудили в ее муже охоту до английских дамочек?

— Знаю я твою королеву, мистер Карам Сутра. Та самая раат ди рани, которую ты ублажал в прошлый раз! Царица ночи никак не выйдет из твоей головы. До сих пор с успехом показываешь фокусы, которым она тебя научила! — Сарна обернулась и уперла руки в боки.

И началось. Муж и жена своей руганью согнали солнце с небес и продолжали вздорить в темноте, среди стрекота сверчков. Под покровом ночи Пьяри незаметно подкралась к бугенвиллее и наблюдала за родителями, посасывая косички.

— Да что толку с тобой разговаривать, тебя не вразумишь! — Карам в конце концов потерял терпение и вышел на улицу. Поднимаясь широкими шагами по Кира-роуд, он удивлялся самому себе. И зачем ему понадобилось что-то ей говорить? Он вовсе не обязан отчитываться. Разве Баоджи когда-нибудь просил у Биджи разрешения на поступок? А Сукхи советовался с Персини? Разумеется, нет. Только дурак мог подумать, будто Сарна разрешит ему отправиться в Лондон. Черт подери, эта женщина слишком вспыльчива! И до чего острый у нее язык!

Надо было сразу показать ей, кто в доме хозяин. Только наивный муж позволяет жене вытворять такое. Сарна оттачивала свой язык на других, чтобы потом наброситься на него. Что ж, довольно. Карам дошел до конца улицы и остановился. Посмотрев вниз с холма, увидел свой дом Г-образной формы, точно такой же, как все остальные белые бунгало с красными черепичными крышами, и не заметил никаких признаков ссоры, разразившейся в его стенах. Затем Карам окинул взглядом весь район Кололо, где они жили, и зеленые окрестности. Кампала была построена на семи холмах. Вдалеке, на одном из них, Карам разглядел подсвеченную круглую крышу храма Бахай. Все казалось таким умиротворенным, и только Бог знал, что на самом деле творится в этих домах.

Он вернулся, убежденный в своей правоте, и о приближающейся поездке больше не заговаривал. Когда Сарна поднимала тему, он молчал, тем самым показывая, что все уже решено и обсуждению не подлежит. Дни перед разлукой были очень напряженными. Сарна шла на все, желая переубедить мужа: плакала, устраивала истерики, молчала. Готовила его любимые блюда, чтобы Карам не захотел покидать родной дом, а когда это не подействовало, переперчила всю еду, дабы покарать его рот за молчание.

Карам не поддавался на уловки. «Скоро она смирится с моим решением», — сказал он себе. И ошибся.