матерей — он будет, таким образом, отпразднован сразу двумя поколениями, — мадам Ребюсто вязала, бросая злые взгляды в окно, за которым до самого горизонта шли бетонные здания. Сколько изменений произошло с тех пор, когда Алина принимала своих родных в собственном доме, в комнате для гостей, а родители в ответ могли предоставить ей в дни каникул свой сельский домик и парк! Хотя ее новое жилье в «Резиданс Лотер» обогревалось центральным отоплением, но четыре комнаты на пять человек площадью меньше восьмидесяти квадратных метров — это еще хуже, чем слегка задымленный печами первый этаж, который после смерти мужа занимала в центре Шазе бабушка Ребюсто. Из-за недостатка места ей пришлось вчера ночевать в одной комнате с дочерью; и Алину не узнать — она как-то сжалась, растерялась и даже сама горько сказала, выйдя на узкий балкончик, с которого был виден лишь строительный мусор:

— У нас сейчас куда более высокое положение — живем на шестом этаже. Что же касается всего прочего, то мы кубарем летим вниз.

Можно было в этом не признаваться. Беспорядок в доме, безразличие ко всему на свете, вечные распри между девочками, засунутыми в одну комнату, эгоизм Леона, единолично завладевшего комнатой по праву старшего и решившего не допускать туда Ги, раздражение младшего, вынужденного довольствоваться для приготовления уроков уголком обеденного стола, а для сна — запасным диванчиком, причем лишь тогда, когда остальные соглашались освободить гостиную. Все это, по мнению мадам Ребюсто, не предвещало ничего хорошего. Старшие, по существу, уже жили вне дома. У Розы был неприступный вид. Ги весь ощетинился. Беспокойная, всех изводившая, доверявшая только тем в своей семье, кто был ей безгранично предан, Алина находилась в каком-то полубреду: ко всем придиралась, молчала, когда надо было негодовать, негодовала, когда следовало молчать, позволяла себе грубую брань. Нельзя настраивать одного ребенка против другого. Зачем брать сторону Агаты, поборницы закрытых окон, против ее сестры, любительницы свежего воздуха? Конечно, нехорошо, что Роза сказала матери:

— У тебя, мама, всегда права только Агата. Но ответ Алины уж и вовсе непростителен:

— Она хотя бы понимает, кого из родителей следует предпочесть.

Четыре часа. Мадам Ребюсто встревоженно оборачивается: кто-то ударил ногой в дверь, и створка с грохотом стукнула о перегородку. В гостиную, забитую не разобранными еще вещами — право, требуется мужество, чтоб навести здесь порядок, — врывается Алина, бросает хозяйственную сумку и со злостью расстегивает пальто.

— Ты опять бродила вокруг своего прежнего дома, — говорит мадам Ребюсто. — Не надо было снимать новую квартиру так близко.

— Четверка и так уже много потеряла. Неужели нужно еще расставаться с друзьями, менять лицей, привычки? — отвечает Алина. — Впрочем, ты ошибаешься, я была в суде, у судебного исполнителя. Еще две жалобы! Луи даже в мелочах не уступает.

Голубая повестка торчит из хозяйственной сумки между головками лука-порея.

— Я, видите ли, все еще пользуюсь его фамилией!. Агата, видите ли, больше не бывает у него!

— Ну и ну! — осторожно замечает мадам Ребюсто Еще сегодня утром за кофе они беседовали о том, Луи разрешил Алине оставить детей у себя в День матерей, в воскресенье двадцать восьмого мая, при условии, если Алина ему уступит в другой раз двадцать первое. Даже ворчали: Ну и, расщедрился ваш папашa. Даром ничего не даст, только выменяет. Даже пропели «Вот троицын день проходит… Вернется ли, бог весть…»[12] А несколько минут спустя, все еще именем мадам Давермель, храбро была подписана квитанция — рассыльный принес коробку с сыром «Труа Сюис». Тем не менее сейча Алина, то сжимая, то разжимая руки, меряет шагам комнату и вдруг произносит со злостью:

— Весело, правда? Вчера мой адвокат просил меня сделать уступку, словно ему платит Луи, а не я. А сегодня палач уже жалуется на свою жертву. Этот подлец просто обалдел там у себя. Я всегда верила, что судьба его когда-нибудь накажет и он тоже будет рогоносцем. Насчет этой девицы, которую он подобрал на панели, можно не сомневаться, и я только жалею, что до сих пор сама этим не занялась. Представляешь? Ведь у него на руках могли бы оказаться незаконнорожденные.

— Алина! — попыталась остановить ее мадам Ребюсто.

Но Алина, не обращала на нее внимания, лихорадочно продолжала: .

— Пусть! Что это за адвокат? Он только и думает, как бы вас утихомирить, и вовсе не старается оказать вам поддержку. Пошлю его к чертям. Что же касается Луи, то раз он так жаждет видеть Агату, то получит ее. Малышка тоже умеет за себя постоять. Можно не закрыть кран в ванной — пусть течет, можно опрокинуть на ковер бутылку масла… сколько прекрасных возможностей есть у падчерицы, чтобы мачеха смогла ее оценить! Я же со своей стороны постараюсь доставить удовольствие мадам и мсье — поинтересуюсь их финансами, выясню, что у них за доходы. Сразу сейчас и начну, не буду терять ни секунды… — Она застегнула пальто и направилась к двери, даже не обернувшись: — Скажешь детям, что вернусь поздно: пойду к мэтру Гренд.

Пять часов. Четверка уже возвратилась нестройными рядами, все заперлись в своих комнатах. Кроме Ги, разумеется; девочки его прогнали, когда он попытался проникнуть к ним, а Леон шуганул из уборной, ибо ему надоела возня брата со спусковым крючком, раз шесть он его дернул; тогда Ги начал носиться, прыгая, как воробей, по всей квартире без всякой цели. Кончилось тем, что он свалился на диван, по ночам заменявший ему постель, а днем превращавшийся в весьма живописное скопление подушечек, тщательно разложенных на чехле, мять который строго запрещалось. У Ме не хватило сил стащить Ги с дивана, а потому она попыталась найти обходной путь.

— Если у тебя нет уроков, — сказала бабушка, — то почему не пойти погулять?

— Куда же мне идти, по-твоему? Мама заперла мой велосипед в чулан на ключ.

Алина так поступила после того, как встретила Ги у выхода из Венсенского леса: стало быть, он опять ездил в Ножан. А бабушка, хотя и знала об этом, промолчала. Неразумная это была мера; она вызвала в мальчишке только злобу и желание снова насолить — отправиться в Ножан на автобусе или даже пешком. Однако, не желая касаться больного вопроса, бабушка затронула еще более болезненную тему:

— А как твои хомяки? Ты перестал ими заниматься?

— Мама выкинула их, — ответил Ги. — Она считает, что в квартире от них только вонь.

Что же могла придумать в такой ситуации бабушка — разве что немедленно пойти на кухню и приготовить там несколько чашек горячего шоколада и песочное печенье с кремом, которое у нее отлично получалось? Ги скоро насытился сладостями, но, когда бабушка собралась унести поднос, рассердился:

— Никак ты хочешь угостить нашего Пашу?

Тем не менее он отправился вместе с ней, трижды постучал в дверь указательным пальцем (таково было требование Леона), чтобы предупредить второгодника, усердно готовившегося к экзаменам, а потом вдруг быстро толкнул дверь и с торжеством увидел, как подымается всклокоченная голова прилежного ученика, задремавшего над своей тетрадью.

— Ну, что я тебе говорил! — рассмеялся Ги. — Это называется, он работает.

— Пошел вон! — прорычал Леон.

Бабушка приблизилась к старшему внуку, но тот не проявил никакого интереса к шоколаду. Хмуро оглядел чашку, скорчил гримасу и заворчал, как это делал всегда, отгоняя осточертевшие материнские заботы:

— Опять шоколад! Будто ты не знаешь, что я терпеть не могу все, что делается на молоке.

Ме идет к девочкам. Диван-кровать слева, такой же справа, два узких платяных шкафчика друг против друга, два узких столика-секретера; обитательницы комнаты сидят друг к другу спиной скорее по необходимости, чем по своей воле. Необычная белая линия, начерченная мелом на полу, надвое разделяет комнату. Хорошо еще, что дверь и окно находится в центре; одна часть комнаты почти пустая, строгая; другая половина выглядит более легкомысленно — увешана фотографиями кинозвезд, бумажными цветами для танцулек.

— У каждой из нас свой дом, — говорит Роза. — Мне осточертел хаос Агаты.

Сестры, хмурясь, пьют шоколад.

— А куда девались твои ракушки? — спрашивает Ме.

— Как куда? — отвечает за сестру Агата. — Она их пристроила у папы.

Роза уже отвернулась и снова принялась за чтение. Агата же выскользнула на балкон, осмотрела сверху улицу и, помахав кому-то рукой, надела пальто. Легкий свист послужил сигналом для Леона, он вылез из