Челябинске строят новые домны. Комсомольские!
Мария Степановна смотрит на сына нежно, восторженно и немножко грустит. А Григорий не перестает говорить:
— Завтра в горком заявления понесем. Ты ведь не будешь против?
Мария Степановна гладит сына по жесткому ежику коротких иссиня-черных волос, тепло спрашивает:
— Кем же ты там работать будешь, на стройке-то?
— Хоть кем! — горячо выпаливает Григорий. — Рабочим... землекопом! — И вдруг громко, заразительно смеется: — Я и забыл! Землекопов-то теперь нет. Вместо них экскаваторы. — Он складывает карту, становится серьезным. — Работу возьму, какую дадут. Пусть даже самую трудную...
Мария Степановна тихо соглашается и прячет от Григория затуманившиеся глаза.
ПЕРВЫЙ ШАГ
Глава I
«Дорогая редакция! Пишу вам потому, что так жить больше не могу. Мне 18 лет. Обычно взрослые люди говорят, что это самый хороший, самый счастливый возраст. Может быть, только я во всем виновата, но в жизни у меня как-то не все хорошо.
Подруг не было ни раньше, ни теперь. Да и откуда они будут? Я все время сижу дома, а прогулки мои — от дома до школы или до магазина. Я учусь в школе рабочей молодежи, но нигде не работаю, потому что родители мне запретили: «Успеешь, жизнь длинная, еще наработаешься...»
Жить мне тяжело, неинтересно. Я не комсомолка. Стыд! А я очень хочу быть как все наши юноши и девушки.
Я живу в Нижнем Тагиле. Это город металлургов, его все в нашей стране знают. Я пишу с пятого на десятое, но вы не сердитесь: очень волнуюсь.
Здесь я не все написала. В жизни у меня гораздо хуже. Я вас очень прошу: ответьте, помогите мне!
На конверте был тщательно выписан обратный адрес.
...Девушка стояла посреди недомытого коридора С тряпкой в руках и смотрела на меня растерянными, испуганными, глазами.
— Мне нужна Кира, — повторила я.
Девушка будто очнулась и торопливо ответила:
— Нет, нет, что вы! Это не я...
Мне оставалось извиниться и уйти ни с чем. Но я не ушла. Я продолжала стоять и смотрела в ее по- детски округлившиеся глаза. Они выдавали девушку. У меня не оставалось больше сомнений: это была она, Кира Ц.
Тряпка упала в таз и разбрызгала грязную воду. Девушка вытерла передником руки, провела меня в комнату и, опустив голову, сказала:
— Это я.
Мы молчали, привыкая друг к другу, обдумывая, как начать разговор. А начать его было невероятно трудно.
Мы «привыкали» друг к другу долго. А потом наконец начался тот разговор, ради которого я приехала.
— Сколько я себя помню, — сказала Кира, — папа и мама жили недружно.
...Трудно говорить о себе. Тем более о своих сомнениях и чувствах. Но говорить откровенно все-все, даже очень плохое, о своих родителях — это еще тяжелее. Кира закрыла лицо руками и расплакалась.
Ее обида, боль и одиночество пришли из детства. Кире даже кажется, что они появились на свет вместе с ней, что сейчас этим неприятным и неотступным спутникам тоже по восемнадцать лет.
Самым главным в Кирином детстве были папа и мама. И жизнь в доме строилась так, как они хотели.
— Ма-ам! Ма-амочка! — капризно тянет маленькая Кира. — Отпусти погулять...
Мама отрывается от книги, мягко говорит:
— Одной нельзя.
— Ну пожалуйста, — умоляет Кира. — Я уже знаю, что Маша плохая девочка. Я с ней играть не буду, Я — с Юриком, у которого живой кролик.
— И с ним нельзя. Он может тебя обидеть. И вообще ты должна знать, что все мальчики — хулиганы!
Мама и Кира садятся писать письмо дедушке. Мама пишет, а Кира рисует для дедушки Юркиного кролика. Потом мама убегает опустить письмо в почтовый ящик, и как раз в это время раздается телефонный звонок из Черниговки. Кира взбирается на стул, дотягивается до трубки и слышит слегка приглушенный папин голос.
— Доченька! — кричит он. — Милая! Здравствуй!
И тут же, не дождавшись ее ответа, обеспокоенно спрашивает:
— А где мама?
— Письмо понесла в ящик. С кроликом! Это я кролика нарисовала. Дедушке!.. — весело кричит в ответ Кира.
Но папа уже не слушает ее и раздраженно спрашивает:
— А что, мама одна ушла?.
Папин голос в трубке становится сердитым.
— Что она надела? В каком платье ушла?
— Я не знаю, — пугается сердитого голоса Кира. — Кажется... ни в каком...
Папа кричит еще громче, трубка хрипит и дребезжит, и Кира, ничего не понимая, растерянно всхлипывает.
Мама так и застает ее — в слезах, с трубкой в руке. Ночью Кира просыпается от шума в соседней комнате.
— Не ври! — кричит папа и топчет сапогами мамины платья. — Все равно узнаю, куда по вечерам ходишь!
Перепуганная Кира зарывается с головой в одеяло, сжимается маленьким дрожащим комочком.
За обедом полагается сидеть молча, но у Киры столько новостей, что не рассказать их сейчас просто невозможно.
— Я теперь сижу с Петей! — весело объявляет она, не обращая внимания на строгий, осуждающий взгляд отца. — И на задней парте тоже Петя, только не Сысоев, а Пряничников. А впереди Шура Осипов. Клавдия Петровна сказала, что я их всех должна воспитывать. Чтобы они на уроках не разговаривали.
Папа с мамой переглядываются, а Кира выкладывает и вторую новость:
— В воскресенье наш класс идет на рудник, в гости к Герою Социалистического Труда Сулимову.
Папа отставляет тарелку. Кира делает третье сообщение:
— После обеда я буду собирать по квартирам макулатуру. Всякую ненужную бумагу. Это наше звено постановило.
