завораживающим. На земле то нежно, то страстно обнимаясь, копулировали два дождевых червя.

— Это вам не скучная лекция гигиениста, — восторженным шепотом сказал парнишка. — Это будет почище, чем самый крутой эротический фильм. Вот она, настоящая половая жизнь! — и вздохнул.

Миша пошел дальше мимо студенческих бараков.

На знакомом крыльце по-прежнему сидела девушка в ковбойке. Но на этот раз она курила, и трусики у нее были другие — розовые с синими губками.

На другом крыльце снова расположилась вся подгруппа в ожидании, когда освободится «сладкая парочка». Кто-то негромко разговаривал, кто-то бренчал на гитаре, а из открытого окна ему вторил перезвон консервных банок.

Совсем стемнело, и Миша решил завершить день тем, чем и начал — чтением дацзыбао.

Из центра неофициальной информации Никольских Выселок доносились причитания женщины.

Ассистент погулял в окрестностях, а затем зашел в уже опустевшее помещение уборной. Мишу ждало разочарование: кто-то только что закрасил все фрески известкой, а то, что не закрашивалось, стесал ножом. Не тронутые осталась только надпись «Здесь был Дрюфель», рисунок сердца с Яной и Ромой внутри, и, почему-то, многодверные переживания малоопытного графомана.

Догадавшись, кто был беспощадным цензором, Миша побрел к себе.

Ассистент прошел несколько шагов и вздрогнул — прямо на него, в кромешной тьме, сами по себе двигались белые мужские трусы. Но человека в них не было!

У Миши похолодело внутри, но тут на феномен попал луч света от далекого фонаря, и Миша узнал Лунду — студента-третьекурсника из Африки. И хотя свет был очень слабым, Миша все же успел заметить в руке наследного принца карандаш.

Показался огромный синий купол кафедрального собора когда-то процветающего купеческого, а ныне захолустного городка, и поезд стал тормозить. За окном мелькнул по- утреннему серый пустой перрон с полусонными милиционерами и, наконец, знакомая улыбающаяся физиономия Гены.

Гена — это мой приятель, заместитель директора заповедника, в котором я ежегодно провожу полевую практику со студентами. Кроме жизнерадостности, он обладал и другими запоминающимися чертами: общей угловатостью, слегка татарскими чертами лица и чудесными оттопыренными ушами.

Почти сразу же после выхода из поезда студенты стали вытаскивать свои неумело упакованные и поэтому громоздкие рюкзаки, цепляясь в проходе свернутыми в трубки туристическими ковриками, сумками, из которых, конечно же, сыпались свертки с недоеденной за ночь снедью и пластиковые бутылки с недопитой пепси-колой.

Гена, который ежегодно встречал меня с очередной группой студентов, не переставал удивляться то изысканным ракеткам для бадминтона, то невероятно дорогому спиннингу, то «навороченному» цифровому фотоаппарату, то другим столичным диковинкам, подаренным щедрыми родителями своим безалаберным отпрыскам. Жизнерадостный Гена взял на каждое плечо по рюкзаку у двух девиц (девицы как всегда в группе доминировали — ничего не поделаешь, специфика педвуза), и мы двинулись к крытому брезентом защитного цвета ГАЗу — машине заповедника.

Студентам пришлось моментально перестраиваться и сразу привыкать к полевой жизни — то есть грузить свои новые и чистые рюкзаки на уже наваленные в кузове машины закопченные ведра, чайники, лопаты, в комьях засохшей земли, и какие-то заскорузлые (очевидно из-под картошки) мешки. При этом у двух рюкзаков тут же оторвались лямки, из одного пакета просыпались макароны, а все студенты мгновенно стали невероятно грязными — из-за сухой глины, обильно покрывающей дно кузова.

— Поехали! — весело крикнул из кабины чистый Гена. Машина тронулась, меня привалило к чей-то уютной груди, а в открытое окно подул утренний, душисто пахнущий степными травами ветерок.

За окном поплыл хорошо знакомый мне пейзаж лесостепной зоны: деревни с сараями, сложенными из известняковых блоков, нескончаемые и однообразные посадки канадского клена вдоль дорог и обширнейшие поля.

Студенты, которые были на выездной практике первый раз в жизни, вертели головами и вытягивали шеи, а я, с чувством старожила отмечал новшества: расширение шоссе Москва-Воронеж, массовый выплод придорожных торговцев телевизорами, выросший на обочине шинок, смену колера полей — в прошлом году они были фиолетово-синие — сеяли фацелию, а в этом — ярко-розовые — от цветущего гибридного клевера.

По мосту мы переехали через Дон, а потом дорога свернула к заповеднику, и скоро показались странные округлые сооружения, отдаленно напоминающее миниатюрные цирки шапито. На одном из них был нарисован стилизованный летящий сокол на фоне красного круга — восходящего солнца. В этих вольерах обитали хищные птицы — при заповеднике был питомник по разведению соколов.

Машина сбавила ход и остановилась. На окраине заповедной дубовой рощи располагался крохотный поселок, под названием Сорочий Камень, — около десятка строений работников заповедника: несколько жилых домов, административный корпус, гараж, стройная, как минарет, водокачка, мастерская.

Чувствовалось, что мы находимся на юге: далеко, в деревне, торчали шпили пирамидальных тополей, все опушки дубравы были в непроходимых зарослях терна, прямо перед нами буйно цвели белые акации, вся стена административного корпуса была увита виноградом, а через двор неторопливо — виду раннего утра (собаки еще не проснулись, а кошки уже дремали на солнце), — прошла крыса. В отличие от серых московских грызунов эта южанка была брюнеткой — черной крысой.

В голубом небе со свистом проносились стрижи, изредка всей компанией залетая на чердак водокачки (я все время удивлялся, как они на такой скорости не ломают себе крылья протискиваясь в небольшие щели под застрехой).

Мы вытащили свои вещи из машины и разложили их на центральной и поэтому заасфальтированной площади заповедного селения: трава на отведенном под лагерь месте еще была сырой от росы.

Я объяснил студентам, что требуется для установки палаток. Студенты достали все имеющее у них холодное оружие: неудобные огромные ножи, тупой топор с разбитым топорищем и отправились в лес.

Через полчаса мои подопечные возвратились с добычей — огромными корягами, из которых они намеревались устроить стойки для палаток, и кривыми сучьями — для кольев.

Я не стал вмешиваться в процесс строительства, так как народ надо было чем-то занять, ведь, по моим расчетам, трава должна была просохнуть минимум через час.

Студенты азартно занялись заготовкой несущих опор и обтесыванием колышков. Как я и предполагал, дело надолго затянулось ввиду тупости инструмента, а также