— Ты ведь знаешь, что мы больше ни с кем из ребят не встречались, — начала Осенева, машинально отщипывая кусочки хлеба, — только созванивались иногда.

— Знаю, — кивнула Лана. — С твоих слов.

— Да и созваниваться начали только пару недель назад, когда все более‑менее пришли в себя и могли говорить о случившемся.

— А зачем говорить об этом? Что, других тем нет? Мне кажется, что возвращаться к пережитому кошмару по меньшей мере глупо. Особенно тебе.

— Согласна, — тяжело вздохнула подруга. — И все наши тоже. Мы даже хотели встретиться в какой‑нибудь кафешке, поболтать о чем‑нибудь отвлеченном, попить пива.

— Замечательная идея! И что помешало? Почему вдруг решили говорить о Тарском?

— Это все Дина.

— Квятковская? Романтичная дурочка, влюбившаяся в Антона по уши? Кстати, никогда не могла понять, почему в качестве измерения степени влюбленности выступают различные части тела. И если максимально возможная — по уши, то где проходит нижняя черта?

— Ну где, — пожала плечами Ленка, — там, где она сосредоточена у большинства самцов. И самок. Что касается Дины… — Она невольно поморщилась. — Знаешь, нас всех начало напрягать общение с ней. Да, понимаю, девушка несколько не от мира сего, жизнь представляет исключительно по книгам и сериалам, слабая, совершенно неприспособленная, но поначалу Квятковская вполне органично влилась в нашу компанию. Может, потому, что в городе не так проявлялась ее тотальная беспомощность, зато Дина могла добыть в своей библиотеке всю необходимую информацию, даже ту, доступ к которой для людей, так сказать, с улицы запрещен. И даже ее дурацкая влюбленность не казалась такой уж катастрофической. Я надеялась, что Динка в итоге разберется, что за фрукт этот Тарский. Какое там! Эта глупышка — хотя, если честно, очень хочется назвать ее курицей…

— Хочется — зови, — усмехнулась Лана, — не сдерживай себя. Называть вещи своими именами гораздо проще, чем стараться даже в мыслях оправдать чье‑то раздражающее поведение.

— Именно раздражающее, особенно сейчас. Там, в походе, я взялась опекать Квятковскую, пытаясь хоть немного адаптировать это библиотечное пернатое к реалиям жизни вдали от цивилизации. И она старалась, помогала готовить, убирать, за грибами ходила с нами. В походы, правда, нет, потому что в первом же длительном пешем походе нам пришлось на обратном пути останавливаться чуть ли не каждые полчаса, бедная Диночка стерла ноги, устала, расхныкалась. Поэтому она чаще всего оставалась дежурной по кухне. Но это ее полное растворение в человеке, который откровенно издевался над ней! — Осенева аж плечами передернула. — Мне, как ты понимаешь, наблюдать за этим было особенно напряжно, ведь Тарский потащился в поход из‑за меня. И мимоходом растоптал очередную душу. Он, конечно, не старался делать это специально, просто парню и в голову не приходило хоть немного жалеть несчастных, запавших на его обаяние. Но я очень надеялась, что Антону хватит ума не трогать Квятковскую. Ведь одно дело — любить безответно и совсем другое — переспать с объектом своих грез. Для Тарского это ровным счетом ничего не значило, а Динка мгновенно нафантазировала черт знает что! А когда случилась эта жуть…

— Все, хватит об этом! — Лана нарочито возмущенно ткнула подругу кулачком в плечо. — Сколько можно вспоминать! Мы, если одна пьянюжка помнит, начали разговор совсем о другом и опять плавно сползли на Тарского! Давай по сути происходящего!

— Ну да, конечно. Это из‑за Динки. Она ведь, как ты знаешь, вообще в больницу попала с тяжелым нервным срывом. Мамаша ее — вот, кстати, никак не могу понять, как у такой яркой, умной, активной женщины получилась столь унылая дочь! Ну да ладно, короче, мать забрала Дину из местной больницы и перевела ее в московскую платную клинику, где Квятковская провела десять дней. Навещать ее нам всем было строго‑настрого запрещено, дабы не спровоцировать у бедняжки очередной приступ. А мы, если честно, не особо и рвались, самим, как ты помнишь, хреново было.

— Помню.

— Короче, более‑менее, как я уже говорила, мы очухались лишь пару недель назад. Созвонились, решили, что надо бы пересечься, поболтать, пиццы поесть, Путырчик там опять что‑то в Инете «потрясное» нарыл, короче — жизнь продолжается.

— Вот именно. И почему же ограничились лишь разговорами?

— Говорю же — из‑за Динки! Она выписалась из больницы и даже снова вышла на работу. И с этого момента начала буквально преследовать нас своими звонками. Могла позвонить в любое время дня, утром, поздно вечером — да когда ей в голову взбредет — и зудеть лишь об одном — о бедном Тошеньке! В подробностях снова и снова переживая тот день.

— Ну звонила, и что? — пожала плечами Лана. — Вас ведь никто не заставлял приглашать ее на встречу!

— Эта прилипала все равно бы узнала, через мать Нелли Симонян. Это ведь Нелька привела к нам Квятковскую, их матери дружат.

— Попросили бы мать Нелли ничего не говорить.

— Ага, конечно! Тетя Карина у нас очень жалостливая, она так переживает за бедную девочку! Мы все должны поддержать Диночку в этот трудный для нее период! Можно подумать, что для нас это — веселые каникулы!

— Ладно, не заводись снова, — Лана протянула покрасневшей от возмущения подруге намазанный джемом тостик. — На вот, укуси сладенького, подобреешь сразу. Лучше тост, чем меня или Тимку.

— После Тимки потом весь рот в шерсти будет, — проворчала Осенева, выбирая, с какой стороны начинать потреблять «подобритель».

— И только это тебя удерживает?! — Лана опасливо отодвинулась от подружки. — Значит, поскольку у меня с шерстистостью как‑то не складывается, вполне возможен угрыз за мягкое место?

— Не обольщайся, — прожевала та. — На фиг мне твое мягкое место, я не по этому делу. Пусть уж твой Кирюша кусает тебя, куда дотянется.

— Ну вот, опять в сторону от основного направления убрели! Вечно с тобой так!

— Со мной?! Сама намекает на извращения всяческие, в краску вгоняет, а потом еще и инсинуациями в мой адрес швыряется!

— Ладно, не комплексуй! Я же прекрасно понимаю, что ты просто потеряла суть разговора, вот и ползаешь вокруг да около, надеясь случайно наткнуться на эту самую суть. Напоминаю — ты намекала на тяжелые предчувствия, давившие на тебя последнее время.

— Ну да, — шутливая пикировка окончательно вернула прежнюю Ленку, и даже напоминание о вчерашнем не смогло снова столкнуть ее в болото истерики. — В общем, мы с ребятами созванивались, но говорить могли только о занудстве Динки. Сама понимаешь, тема эта не самая привлекательная, поэтому