как в кино. Я вижу, как собака прыгает на парня слева от меня; вижу, как этот парень с тихим, едва слышным, похожим на вздох стоном падает на колени, а из его шеи, из того места, куда вцепилась клыками собака, фонтаном хлещет кровь. Девушка с распущенными белокурыми волосами падает под ударами дубинок. Когда я вижу ее волосы, сердце у меня на секунду перестает биться, и мне кажется, что я умерла, что все кончилось. А потом девушка поворачивает голову в мою сторону, она что-то кричит, регулятор прыскает ей в лицо перечным спреем, а я вижу, что это не Хана… и чувствую облегчение.

Еще вспышки света. Это кино, только кино. Того, чего нет, не может случиться. Парень и девушка борются друг с другом, чтобы пробиться в одну из боковых комнат. Наверное, они думают, что там выход на улицу. Дверь слишком узкая, двоим одновременно не пройти. На парне рубашка с трафаретом «Военно- морская база Портленда», у девушки рыжие, как огонь, волосы убраны в хвост. Всего каких-нибудь пять минут они болтали, смеялись, стояли так близко друг к другу, что могли даже случайно поцеловаться. А теперь они — враги. Но парень крупнее девушки. Она, как собака, впивается зубами ему в руку. Парень воет от боли и злости, хватает девушку за плечи и припечатывает к стене, чтобы она не мешала ему бежать. Девушка подворачивает ногу, падает, пытается встать. В этот момент один из рейдеров, огромный мужчина с невообразимо красным лицом, хватает ее своей ручищей за хвост и рывком поднимает на ноги. Парню с базы ВМФ тоже не удается уйти, его настигают два рейдера, я на бегу слышу глухие удары дубинок и вопли парня.

«Животные, — думаю я, — мы все — животные».

Ребята толкают друг друга, тянут назад, используют соседа, как щит, а рейдеры продолжают неумолимо продвигаться вперед, их псы настигают нас, я шеей, затылком чувствую свист дубинок. Вокруг меня боль, и все окрашивается в красный цвет. Рейдеры движутся дальше, и толпа постепенно редеет. Я слышу за спиной удары дубинок, по одному вскрикивают и падают ребята, а там их прижимают к полу и рвут зубами собаки. Крики, крики. Один сплошной крик.

Мне чудом удается вырваться из комнаты, я несусь дальше по узким коридорам, вижу расплывчатые силуэты ребят и рейдеров. Снова вспышки света, опять бьются стекла в окнах. Я слышу урчание автомобильных двигателей, значит, они окружили дом. А потом, прямо напротив меня, — открытая задняя дверь, а за ней деревья, густой темный лес. Только бы выбраться из дома, только бы скрыться от света прожекторов…

Я слышу за спиной лай собаки, а за ней топот сапог, эти звуки настигают меня.

— Стоять!

Я вдруг понимаю, что одна в коридоре. Еще пятнадцать шагов… десять… Только бы добраться до темноты…

До двери остается пять футов, и тут дикая боль пронзает мою ногу. Это псина рейдеров вцепилась в мою щиколотку, я оборачиваюсь и вижу его, того здоровенного регулятора с красной мордой. Он улыбается, о боже, он улыбается, он получает от этого удовольствие! Дубинка взлетает вверх, она вот-вот опустится. Я закрываю глаза и представляю боль необъятную, как океан, у меня перед глазами кроваво-красное море. Я думаю о маме.

А потом меня рывком отбрасывает в сторону, я слышу треск удара дубинки об пол. Регулятор чертыхается. Обжигающая боль в ноге стихает, псина разжимает челюсти, а чья-то рука подхватывает меня за талию. Я слышу, как кто-то шепчет мне в самое ухо:

— Сюда.

Голос такой знакомый, мне кажется, я все это время ждала, когда наконец его услышу, кажется, я слышала его в своих снах.

Алекс держит меня за талию и чуть ли не тащит на себе. Теперь мы уже в другом коридоре, этот меньше предыдущего, и в нем никого нет. Всякий раз, когда я ступаю на правую ногу, боль в щиколотке вспыхивает с новой силой и пронзает меня до самой макушки. Рейдер продолжает нас преследовать, он разъярен. Алекс, видимо, выдернул меня из-под удара в самый последний момент, и рейдер вместо моей головы размозжил череп своей собаки. Я наверняка мешаю Алексу идти, но он ни на секунду не отпускает меня от себя.

— Сюда, — говорит он, и мы ныряем в какую-то комнату.

В этой комнате темно, хоть глаз выколи, но Алекс идет уверенно и шаг не сбавляет. Я позволяю ему вести себя. Поворачиваем налево, потом направо, снова налево и направо. Пахнет плесенью и чем-то еще… свежей краской и дымом, как будто здесь кто-то готовил. Но это невозможно. В этом доме уже много лет никто не живет.

У нас за спиной пробирается в темноте рейдер. Он натыкается на что-то и чертыхается. В следующую секунду что-то валится на пол, слышен звон разбитого стекла и снова ругательства. Судя по тому, как звучит голос рейдера, падал он.

— Наверх, — шепчет Алекс.

Он произносит это так тихо и так близко к моему уху, что это вполне могло мне показаться. Алекс легко поднимает меня, и я понимаю, что выскальзываю из окна. Шершавый подоконник царапает мне спину, я приземляюсь на здоровую ногу и стою на мягкой мокрой траве.

Алекс беззвучно проделывает тот же путь и материализуется рядом со мной. Жара еще не спала, но подул легкий бриз, и, когда он касается моей кожи, я готова заплакать от облегчения и благодарности.

Но мы еще не ушли от опасности, совсем не ушли. Темнота вокруг шевелится и корчится. Справа и слева от нас мелькают среди деревьев лучи фонарей, в их свете я вижу бегущие силуэты людей. Крики не смолкают, одни звучат всего в нескольких футах, другие так далеко, что их можно принять за что-то иное, например за мирное уханье сов. Потом Алекс берет меня за руку, и мы снова бежим. Каждый шаг отдается в правой ноге невыносимой жалящей болью. Чтобы не закричать, закусываю щеку и чувствую во рту привкус крови.

Вокруг хаос, ад кромешный: с дороги светят яркие прожектора; бегут и падают человеческие тени; слышен хруст костей; люди дико кричат, а потом умолкают.

— Сюда.

Я, не раздумывая, подчиняюсь. В темноте чудесным образом возникает полуразвалившийся деревянный сарайчик, он весь увит плющом и так зарос мхом, что даже с близкого расстояния его можно перепутать с кустом. Чтобы пройти внутрь, мне приходится пригнуться. В сарайчике не продохнуть от запаха собачьей мочи и мокрой шерсти. Алекс проходит за мной и плотно закрывает за собой дверь. Я слышу какой-то шорох — Алекс встает на колени и затыкает одеялом щель между дверью и землей. Очевидно, это одеяло и есть источник вони.

— Боже.

Это первое слово, которое я говорю Алексу, закрыв при этом ладонью нос и рот.

— Так собаки нас не учуют, — деловитым тоном шепчет в ответ Алекс.

Никогда в жизни я не видела, чтобы человек был так спокоен. На секунду я даже думаю, что, возможно, истории, которые я слышала о заразных в детстве, — правда. Может, они действительно не люди, а монстры какие-то.

Но потом мне становится стыдно. Он только что спас мне жизнь.

Он спас меня от рейдеров. От людей, которые, по идее, должны защищать нас, должны обеспечивать нашу безопасность. От тех, кто должен защищать нас от таких, как Алекс.

Весь мир перевернулся. У меня кружится голова, я, как пьяная, спотыкаюсь и ударяюсь спиной о стену. Алекс протягивает ко мне руку и не дает упасть.

— Присядь.

Голос Алекса звучит все так же уверенно, и это успокаивает. Мне не надо ни о чем думать, я просто выполняю его указания. Я сажусь. Пол сырой и жесткий. Луна, наверное, выглянула из-за облаков, сквозь щели в стенах и в крыше просачивается серебряный свет. За головой Алекса я вижу какие-то полки, а в углу груда банок… краска? Когда Алекс садится рядом, пространства для маневра практически не остается — сарайчик всего несколько футов в ширину.

— А теперь я собираюсь осмотреть твою ногу, — все так же шепотом говорит Алекс.

Я киваю. Даже теперь, когда я сижу, голова у меня не перестает кружиться.

Алекс садится напротив меня и кладет мою раненую ногу к себе на колени. Он начинает подворачивать штанину, и только тогда я сознаю, что она насквозь мокрая. Наверное, рана глубокая. Я