потом правила есть правила. Nicht wahr? [79] Также следуя правилам, он через каждые пятьдесят километров являлся проверять билет Энтони, хотя ему было сказано, что Энтони едет без пересадки до самой границы. Если бы он имел склонность к схоластической софистике, подумал Тони, он мог бы заявить, что как обыкновенный человек он прекрасно знает: пассажир с билетом следует прямо до границы, но в своем священном звании кондуктора он об этом не осведомлен. Тони хотелось знать, а разрешили бы президенту Швейцарской республики хоть чуточку приоткрыть окно, когда официально объявлена зима? Вероятно, нет. С истинно анархическим пренебрежением к обязанностям добропорядочного гражданина Энтони разрешил эту проблему так: он открывал окно, как только Воплощение правил удалялось, и закрывал его, как только слышал, что оно отворяет дверь соседнего купе. Кондуктор подозрительно нюхал свежий воздух, но окно было закрыто — правила соблюдены, возможно, что у господина пассажира в кармане кусок льда, но поскольку он не таял и на подушки дивана не текло, нарушения правил не было. Мало-помалу отношения их стали вполне дружелюбными. Первый раз в жизни Тони ощутил на мгновение блаженное чувство восторга, которое испытывают французы, обходя свои собственные неумолимо строгие правила.
Он собрался с духом для длительного сражения на швейцарско-австрийской границе, уверенный, что ему предстоит свирепый перекрестный допрос под военной стражей. В случае отказа в разрешении на въезд он решил бороться до конца. Выехать из Швейцарии оказалось очень легко, как только таможенники убедились, что он не везет на себе полсотни фунтов швейцарского золота. К великому его удивлению и радости, проникнуть в Австрию оказалось еще легче. Усталый, измученный военный спросил Энтони, сколько времени он намеревается пробыть в Австрии, предупредил, что ему придется явиться в полицию, и вежливо пожелал счастливого пути. Еще одно хорошее предзнаменование. Поразительно! Энтони, изумленный и довольный, прошелся раза два по перрону, несмотря на пронизывающий холод. Он заметил небольшую кучку бедно одетых людей, которые, завистливо, не сводя глаз, но без тени надежды, смотрели в освещенные окна вагона-ресторана, где официанты накрывали столы к обеду. Он поспешил в свое купе и попытался забыть выражение их лиц, погрузившись в чтение газет. Когда поезд тронулся, он снова увидел этих людей, толпившихся у входа в зал ожидания третьего класса, и сначала удивился, почему они не сели в поезд. Ну конечно, это ведь международный состав и в нем нет вагонов третьего класса.
Когда поезд прибыл в Вену, Тони вдруг почувствовал такую усталость, что прямо с вокзала поехал в маленький отель близ Стефанплац и лег спать. Он проснулся уже после полудня. Пока Тони брился и одевался, он обдумывал, как лучше поступить — пойти сначала позавтракать или сразу отправиться по имевшемуся у него адресу Кэти. Как чудесно было бы позавтракать с Кэти! Это был бы лучший способ возобновить отношения. Но сейчас уже поздно, она, наверное, уже позавтракала, а может быть, ее нет дома, может быть, она куда-нибудь уехала. Так что, принимая все это во внимание, лучше, пожалуй, пойти куда-нибудь закусить. Он зашел в ближайший ресторан и заказал какой-то скудный завтрак за фантастическую цену на кроны, хотя в переводе на фунты стерлингов это выходило довольно дешево. Он был так взвинчен ожиданием, — надеждой вот-вот увидеть Кэти и страхом не застать ее, что ел торопясь, почти не чувствуя вкуса, и скоро заметил, что не может больше проглотить ни куска. Руки у него дрожали.
Чтобы успокоиться, он медленно выпил стакан вина и не спеша выкурил папиросу. Он убеждал себя, что должен минут десять почитать газету, чтобы вполне овладеть собой, иначе он не выдержит, и в первую же минуту свидания с Кэти с ним случится какой-нибудь припадок, — он только расстроит ее и выставит себя в смешном виде. Но ничто не помогало. Он не мог толком прочесть и двух строк, мысли его уносились к Кэти, он с замиранием сердца представлял себе, что они будут говорить друг другу, и каждую секунду смотрел на часы.
Он решил, что только портит себе нервы этими тщетными попытками взять себя в руки и ему, пожалуй, станет еще хуже, поэтому расплатился и вышел.
Тони велел кучеру остановиться на углу той улицы, где жила Кэти, думая, что ей, может быть, нежелательно, чтобы он подъехал прямо к ее дому. Тут ему впервые пришла мысль, а что они будут делать, если Кэти вышла замуж или у нее есть возлюбленный. Он весь похолодел, но тут же с негодованием запретил себе выдумывать всякие несуществующие ужасы и препятствия и пугаться того, чего нет. Стараясь заставить себя думать о чем-нибудь другом, он стал смотреть по сторонам. Его поразило оживленное движение на улицах, роскошные витрины магазинов, хотя то и дело встречались измученные, изможденные лица и просившие милостыню нищие. Какой душераздирающий контраст между крайней нищетой и роскошью.
Тони старался думать только о величественной красоте города — вот роскошный фонтан, смелый, напоминающий Италию фронтон церкви в стиле барокко, великолепный дворец. Обычно он запоминал с первого взгляда даже то, чего как будто и не замечал, а сейчас во все вглядывался внимательно, стараясь запомнить, и тут же мгновенно забывал. Впоследствии, когда Тони вспоминал Вену, он не мог ничего припомнить, кроме собственных переживаний на фоне шумного уличного движения и толпы; потом вдруг выплывал какой-нибудь яркий образ, — жалкое или наглое лицо, уголок ресторана, номер автомобиля, мебель его комнаты в отеле.
Экипаж остановился на углу тихой, довольно широкой улицы с большими домами, и Тони отпустил кучера — потом они легко найдут другого. Он взглянул на дощечку с названием улицы — да, это та самая улица. Тони закурил новую сигарету и прошел с полсотни шагов, стараясь успокоить сердце и остановить дрожь в руках. А что, если ее здесь нет? Эта неизвестность хуже, чем ожидание команды к атаке, когда сидишь в окопах. Но какое идиотство продлевать эту неизвестность и терять последние остатки самообладания. Он нетерпеливо швырнул сигарету и быстро пошел к углу улицы.
Номер дома, в котором жила Кэти, был 32-й; он увидел, что четные номера, начиная со второго, шли по противоположной стороне улицы. Тони осторожно выждал, пока не пронеслась вереница быстро мчавшихся автомобилей, — глупо было бы попасть сейчас под машину, — потом перешел на другую сторону. До 32-го номера было очень далеко — большие дома отделялись друг от друга садами. У 28-го он остановился и несколько раз глубоко вздохнул; что за идиотство, опять это чувство дурноты. Еще три дома — сквозь деревья уже виден угол. Последние несколько шагов он пробежал бегом, потом остановился: номер 32-й оказался нежилым, на воротах висел замок.
Несколько минут Тони тупо смотрел на пустые окна, смутно удивляясь, что он ничего особенного не чувствует, А что он мог чувствовать? Это был один из тех маленьких, но неожиданных ударов, которые ошеломляют сильнее большого, но заранее предвиденного несчастья — точь-в-точь, как тот удар шрапнели в ногу, который, не причинив никакой особой боли, заставил его завертеться волчком на месте. А боль он почувствовал позже. Тони, конечно, и раньше допускал мысль, что Кэти могла куда-то уехать, и заранее придумал несколько вежливых фраз на немецком языке, чтобы расспросить новых жильцов. Он даже держал наготове в руке, корректно затянутой в перчатку, свою визитную карточку, которую намеревался передать служанке. Но он никак не ожидал, что дом может оказаться необитаемым, особенно в таком перенаселенном городе, как Вена. Тони все время готовил себя к долгим поискам, но был совершенно не подготовлен к тому, что сразу потеряет след и попадет в тупик, из которого, по-видимому, не было никакого выхода.
Он машинально вынул бумажник и аккуратно вложил визитную карточку в соответствующий кармашек, Руки его не дрожали, и сердце билось ровно, как всегда.
Ему пришло в голову, что он может обратить на себя внимание жильцов соседнего дома или чересчур бдительного полицейского — им может показаться подозрительным, что он так долго разглядывает этот пустой дом; он дошел до конца улицы, перешел на другую сторону и вернулся обратно. С противоположной стороны он увидал на воротах объявление, которого раньше не заметил, — о продаже дома. И как только появилась возможность снова что-то предпринять, возникла новая путеводная нить, Тони опять охватило мучительное чувство тревоги и нетерпения. Пока он аккуратно записывал имя и адрес агента по продаже недвижимости, в кем снова затеплилась искра надежды, и он впервые ощутил по-настоящему острую боль разочарования. Такая тонкая ниточка! Когда ему удалось найти пролетку и он назвал адрес, Тони уже опять дрожал как в лихорадке, изнывал от неизвестности, теряясь в бесконечных догадках.
Контора агента находилась на другом конце города, и Тони торопил кучера. Он взглянул на свои ручные часы — было двадцать семь минут четвертого.
Столько времени потеряно зря, когда он блуждал по этой улице вокруг пустого дома! Теперь, если
