— Планета Сечень, бета Архиерея.

Все ящики, кроме верхнего, скользнули обратно.

— Театр контактной имперсонации «Вертеп» графа Мальцова!

Из ящика выпорхнул голубоватый шарик. Он завис в воздухе, мерцая и вращаясь. На поверхности объявилась лимонно-желтая надпись: «Вертеп». Лючано ткнул в шарик пальцем, шар лопнул и директор «Вертепа» провалился в недра сферы.

Уютный зальчик, стены обшиты резным дубом. Трещат поленья в камине, стреляя искрами. На стенах — костюмы, маски… куклы. Марионетки. Вирт-копия обширной коллекции маэстро Карла. Многим нравится. Они не подозревают, как невропасты называют своих клиентов. И правильно. Ни к чему им это знать.

Журнальный столик, рядом — два кресла. Диван обит скрипучей кожей.

— Добро пожаловать в гостиную театра! — шепнул над ухом мягкий баритон. — К вашим услугам — тончайшее, виртуозное искусство, чьи корни уходят в глубины…

— Тарталья! — рявкнул Лючано.

Услышав пароль, баритон сменился колоратурным сопрано:

— Здравствуйте, синьор директор!

— Есть новости?

— Да, синьор директор. Ознакомьтесь, прошу вас.

На столике возникла, раскрываясь, старинная книга: переплет из тисненой кожи, желтоватые страницы. Последняя запись сразу бросилась в глаза: летящий почерк клиента прожег бумагу насквозь. Внизу, в глубине, рдели угли костра, играя алыми сполохами.

И номер для связи.

Лючано чиркнул ногтем указательного пальца по строчке с номером. Вспомнив, что сидит перед терминалом голый, он скосил глаза на панель видеокоммуникатора и дал приказ театральному гардеробу подобрать накладку. Теперь собеседник видел синьора директора в парадном сюртуке и все такое.

Абонент отреагировал мгновенно.

«Не спит?» — удивился Тарталья. Впрочем, к причудам заказчиков он давно привык.

В кресле за столиком возник пожилой мужчина с холеным, гладко выбритым лицом. Благородная седина на висках, маникюр, осанка лорда. Лицо выкрашено светло-серой краской в тон остывшего пепла. «А костюмчик-то не дешевый, — отметил Лючано, разглядывая гостя. — Не накладка, реал-костюмчик, от- кутюр. Бен-Хазри или Миши-мото, клянусь черной дырой…»

— Доброе утро. Извините за ранний вызов, но его светлость виконт дель-Торья настаивал на немедленной связи. Лючано Борготта, директор театра контактной имперсонации, к вашим услугам.

— Не стоит извиняться, мэтр Борготта. Ваш поступок делает вам честь. Меня зовут Эмиль Сандерсон, я — гарант-секретарь его светлости. Мне поручено уточнить с вами условия разового контракта. С общей формой я уже ознакомился. Цены меня устраивают. Вы берете надбавку за срочность?

— Это зависит от степени срочности.

— Вы понадобитесь его светлости сегодня. Начиная с шестнадцати часов.

Лючано на миг задумался.

— Десять процентов надбавки. Скажи вы «через час» — было бы сорок.

— Мне нравится ваша откровенность, — едва заметно улыбнулся секретарь. — В развлечении пожелают принять участие от пятнадцати до двадцати человек. Ваша труппа справится?

— Какова поставленная задача? Шоу? Карнавал? Частное увеселение?

— Костюмированный маскарад. Вы должны обеспечить соответствие заявленным маскам. Манеры, походка, интонации…

— Я понял. Значит, до двух десятков масок… Это максимум наших возможностей.

— Вы торгуетесь или просто уведомляете?

— Я не торгуюсь. Вы должны понимать, что если на маскарад к его светлости внезапно приедет барон фон Дейрель и захочет присоединиться к компании наших клиентов — мы не сможем обслужить барона без ущерба для остальных.

— Нет, барон не приедет. Думаю, в действительности будет шестнадцать человек, не больше. Двадцать — это для перестраховки. Его светлость желает, чтобы остальные участники маскарада померкли рядом с его друзьями. Как полагаете, мэтр? Померкнут?

— И умрут от зависти. Мне потребуются характеристики масок. И подробное описание.

— Сейчас вышлю.

— Еще нужны троекратные подписи всех участников под контрактом.

— Я в курсе. До начала выступления подписи будут.

— Хорошо. Транспорт?

— Транспорт предоставляет его светлость. В оба конца.

— Очень любезно со стороны его светлости.

— Судя по номеру, вы остановились в отеле «Макумба». Ждите, за вами прибудут.

Определитель номеров у Сандерсона стоял выдающийся: Тарталья связывался с гарант-секретарем из вирта, а не напрямую с гостиничного терминала! Лючано всегда с опаской относился к людям, которые снабжают свою технику системами удаленной слежки. Но не отказываться же из-за этого от выгодного контракта, который сам плывет в руки?

— Если возникнут вопросы — свяжитесь со мной еще раз.

Секретарь вежливо кивнул, прощаясь, и растаял в воздухе.

Наверняка виконт или кто-то из знакомых дель-Торья побывал на вечеринке у Шармаля-младшего. Возможно, даже «веселился» на эстраде. Что ж, гастроли начинаются удачно…

— Новое сообщение, синьор директор.

На странице гостевой книги зажглась свежая запись:

«Гай Октавиан Тумидус. Гард-легат ВКС Великой Помпилианской Империи. Персональный заказ. Срочно».

Тарталья скривился, словно по ошибке раскусил зернышко хинного лайма. Едкая горечь пополам с кислятиной, сводящей зубы, — сочетание не из приятных. Ничуть не больше приятности таило в себе воспоминание о давнем опыте работы с одним помпилианцем. Опыт этот стоил молодому невропасту трех лет заключения в Мей-Гиле. Правда, срок ему с «шестерни» скостили вдвое, и наказание он отбывал не обычным сидельцем, а подручным тюремного экзекутора. Но это дела не меняло. Лючано не любил вспоминать годы, проведенные за решеткой. Иногда он думал, что лучше было бы отсидеть в колонии от звонка до звонка, чем…

Хватит!

Усилием воли он воздвиг барьер на пути тяжелых воспоминаний. Глупо бередить душу. Прошлое не подправишь, как неловкий жест куклы. В одну и ту же реку нельзя войти дважды…

Зато можно дважды наступить на одни и те же грабли.

Проигнорировать заказ? Труппа занята, у нас аншлаг, ничем не могу быть полезен. Но, с другой стороны… Если время заказов виконта и легата не совпадет? Если удастся вписаться, выделив помпилианцу пару невропастов? Персональный заказ — это хорошие деньги. А с гард-легата мы три шкуры сдерем! Деньги нужны. Ты ведь знаешь, Тарталья, зачем тебе нужны большие деньги?

Знаешь.

Так чего привередничаешь?

Доводы «за» выглядели разумными и убедительными. Доводы «против»… Их не существовало, кроме дурацкой мнительности и личной антипатии. Для Человека-без-Сердца такие чувства — непозволительная роскошь.

«А может, ты боишься?» — спросил издалека маэстро Карл.