Колесничий Мирон, чье имя в свою очередь означало «Благоуханный», вполне соответствуя, лихо натянул поводья, ударил в гонг клаксона, и пара чудо-жеребцов, силою превосходящих целый табун, заржала в унисон: «Открывай, ланиста Гай Валерий Мазурик!» Отворились ворота. Въехала колесница в мощеный двор. Ударило отовсюду: в уши — лязг учебы бранной да звон диспутов, в глаза — солнечные зайчики от начищенной меди, бронзы и статей УК. Все мелькает, сверкает, вчиняет иски... Тренировочный бой, значит. Младший ланиста в тунике с галстуком, с указкой-пилумом под мышкой, навстречу спешит: «Аве, Галина Борисовна! Дура леке, сэд леке!» Это он не обзывается. Это он про закон. На чеканной латыни. Мол, закон — дура, конечно, круглая-набитая, а куда денешься? Поприветствовать успел, зато помочь с колесницы сойти — тут Мирон-возница раньше втерся. Молчалив и суров, как центурион в запое, вальяжен, как «новый этруск» в термах Каракаллы, неподкупностью Мирон был подобен статуе на фронтоне, разве что темных очков не носил. Кто еще мог похвастать таким колесничим, кроме Галины- Тишай-шей? Один божественный император Август Февралий, завзятый лошадник, ежевыборно вводивший в Сенат коня за конем...

Во дворе тем временем будущие юристы-гладиаторы оттачивали мастерство. Отстаивая позиции клиента, закованный в броню римского права юноша-андабат умело прикрывался от наседающего секутора, и грозный клинок обвинения раз за разом скрежетал о щит указов и подзаконных актов. Поодаль ловкий ретиарий, воспользовавшись оплошностью истца, вязал обоерукого димахера сетью косвенных доказательств, занося трезубец для решающего вердикта. У стены красавец мирмиллон, размахивая аудит- гладисом, внезапно заметил прореху в отчетно-бухгалтерском доспехе соперника-гопломаха — и вот уже широкое, слегка изогнутое на конце лезвие штрафа входит в обнаруженную брешь. Вооруженный боевой киркой бестиарий успешно противостоял троице ливийских братков-шакалов с их гнилыми наездами, а за спиной бестиария приплясывал в нетерпении конфектор, ожидая, когда наступит его черед: добивать раненое зверье.

Рабы, которых готовят биться на потеху публике и Империи?

Жертвы арен судебных Колизеев?

Нет, не только. Иначе Тишайшая никогда не отдала бы сына ланисте Мазурику. Ее мальчик — свободный гражданин из уважаемого патрицианского рода! Да и учеба здесь стоит кучу сестерций. «Хотя, в сущности, все мы рабы. Рабы престижа, моды, амбиций, обстоятельств, соцзаказа... Становимся ли свободными, осознав это? Или все-таки кто-то сперва должен дать рабам вольную?»

У портика бдил страж из охранного агентства «Фобос, Деймос & Козолуп», легионер в отставке: калиги сверкают, газовая праща в кобуре, выражение лица — добровольно-принудительное. Миновав доблестного воина, Галина поднялась на второй этаж, в приемную. Ланиста возлежал на мягком кресле, обитом почти натуральной шкурой дермантерия, и блондинка-вольноотпущенница подносила ему чашу с неразбавленным. Чай, не плейбей какой: с утра разбавлять! Обменявшись приветствиями, он предложил гостье диван и вторую чашу, где кипела пузырьками «аква вита».

— Собачьи Дни начнутся через неделю, — сразу угадав цель визита матроны, сообщил Мазурик. Он имел в виду каникулы: на небосводе местного заведения Сириус, иначе Canicula или Собачка, восходил существенно позже, чем в других школах города. — Сейчас у воспитанников внеклассная практика. Экстремальная юриспруденция и изучение обряда тайных жертвоприношений должностному лицу в виде денег, ценных бумаг или иного имущества. Факультативный курс.

— Эти занятия не входят в общую обязательную программу?

Ланиста степенно кивнул, оправив лацканы тоги.

— Значит, я могу забрать своего сына сегодня? В турхраме «Меркурий-Авиа» нам предложили льготную ссылку на август: загородные виллы Сицилии, на побережье. Пусть мальчик отдохнет.

— Разумеется, госпожа моя. Боги покарают меня, если я стану препятствовать отпрыску столь знатной семьи в осуществлении его права на отдых! Прошу лишь дождаться конца урока...

— Он сейчас на занятиях?

Вольноотпущенница бодро чиркала стилосом на восковой табличке «Pentium-Caesare». За окном сонно булькали голуби, вскипев на жаре, но кондиционер «Галл», детище ООО «Варвар Лимитед», вполне справлялся, заменяя трех рабов-нубийцев с опахалами.

— Да. Открытый урок; можно сказать, знакомство с будущими работодателями. Люди в высшей степени достойные: при условии, что мы введем у себя факультатив нетрадиционной адвокатуры, они гарантируют...

Медленно срасталась связь времен, теряя карнавальную позолоту.

С неотвратимостью Фатума.

— Если урок открытый, значит, я могла бы поприсутствовать?

— Да, собственно, им уже недолго осталось...

Мазурик запнулся, осознав двусмысленность сказанного. Торопливо отхлебнул кофе, поперхнулся и выдавил сквозь кашель:

— Но, с друг-кх-кх-ой стороны, почему бы и... да! Конечно! Нелечка, проводите Юрочкину маму!

Коридор был прям и прост, как портрет вождя. Сравнение усиливалось лысиной паркета, сурово блиставшей в лучах солнца. У двери с загадочным таблоидом «Кабинет альтернативной логики», куда они и держали путь, внимание привлек плакат противопожарной безопасности. На плакате из окна, стильно полыхавшего по периметру, высовывался младой бизнесмен с сотовым телефоном в деснице. Физиономия героя сияла бурным оптимизмом, совершенно неуместным по целому ряду причин: из зависшего рядом вертолета в бизнесмена целились стволы «братвы», с неба падали опротестованные векселя, банки страны пели отступнику анафему, а под окном веселого погорельца, замещая брандмейстеров, караулили трое из налоговой полиции со штрафами наперевес. Но погорелец улыбался несмотря и вопреки.

Ниже обнаружился поэтический комментарий:

Видимо, это и был пример альтернативной логики.

Стучать секретарша Нелечка не стала. Аккуратно потянула дверь на себя и, заговорщицки приложив пальчик к губам (бордовый ноготок на фоне ярко-алого рта — реклама «Завтрака вампира»), жестом пригласила войти. На миг душой овладела рудиментарная, давно забытая робость. Опоздавшая ученица, заблудшая овечка-двоечница — сейчас учитель строго глянет на шалунью, выставляя на посмешище... Однако действительность превзошла все дурные предчувствия. Первым, кого она узрела, шагнув в кабинет, был Мортимер Анисимович Заоградин собственной персоной! Генеральный менеджер «Шутихи» доброжелательно вещал из-за кафедры; вот взгляд его скользнул к двери, уперся в гостью... Сердце запрыгало гальванизируемой лягушкой, ища лазейку из грудной клетки. Смутные обрывки давешнего кошмара, скоморохи-некроманты, явление Анастасии в сопровождении гадкого паяца...

..рыбой с тетивы, стрелой с крючка, дверью с петель... из петли... Вы, всюду вы! Тараканы! Дихлофосом вас, дифосгеном! Вцепившись в волосы опешившего Заоградина, она с остервенением вколачивала мятую личность подлеца в край кафедры. Весело, щедро летели брызги желто-зеленой сукровицы и россыпи конфетти. Издеваетесь, шуты гороховые?! Нигде от вас спасенья нет! Подтаявшим снеговиком Мортимер осел на пол и теперь корчил оттуда рожи. Фурия взялась увлеченно пинать его ногами. Настьку окрутили, теперь за Юрочкой явились?! Не отдам! Сына — не отдам! Слышите? Не отдам!!!

— Садитесь, пожалуйста.

Она обнаружила себя сидящей за последней партой, у окна. Колени неудобно упирались в