— Спроси у Рафы. Он достанет. Он, если надо, из-под земли достанет.
Мы подъезжали к Белгороду.
Российская граница проскочила легко, как очередная стопка. Бородатый погранец — его морду я видел на бейдже Оксаны Потаповны — листать паспорт не захотел. Обнюхал, чихнул и вернул без комментариев. Таможня нас проигнорировала вообще. Зато из третьего купе кого-то выволокли за ноги и потащили из вагона в ночь. Бедняга вопил как резаный. Затылок его стучал но полу, по ступенькам и, наконец, по перрону.
Пять минут, отдаленный залп, и поезд тронулся.
— Пойду кофе закажу.
Рафаил Модестович, занятый извлечением очередной бутылки, не отреагировал. Я прикрыл за собой дверь. Колеса громыхали на стыках, но поезд шел плавно. Даже не приходилось хвататься за стены и поручни. Дверь соседнего купе была открыта. Все полки застелены, на нижних постели примяты, словно здесь только что сидели люди. На столе — стаканы, початая бутылка «Medoff», жареный гусь с оторванной ногой.
И — никого.
Курить ушли? «Заходи, кто хочет, бери, что хочешь!» Ладно, не мое это дело. За окнами мелькают огни — багровые, злые. «Красное смещение, — услужливо подсказывает память, взбодренная коньячными парами. — Эффект Доплера. Галактики продолжают разлетаться от точки Большого Взрыва…»
Кофе! Срочно!
От титана веет нешуточным жаром. С кипятком проблем не будет. Стучусь в купе проводников.
— Открыто!
Молоденькая проводница глядит на меня снизу вверх, полулежа на застеленной полке. Вставать она не спешит. Форменная синяя юбка совсем короткая. А ноги — наоборот, длинные и гладкие. И видны до…
В общем, хорошо видны.
Спохватившись, дергаю взгляд вверх — как собаку за поводок. Взгляд подчиняется с явной неохотой. Табличка «Наташа» на высокой груди. Это как в дамских романах: у каждой фемины — высокая грудь. Все выше, и выше, и выше… С заметным усилием тащу взгляд дальше. Улыбка. Такая, знаете ли…
Понимающая.
— Наташенька?
— Да-а-а?
— Кофе можно?
— А сладкое будете?
Глаза наивные-наивные. Пушистые ресницы порхают мотыльками. Кажется, что от них исходит легкое дуновение воздуха. В купе царит пряный, опиумный аромат духов.
— Сладкое? Не откажусь.
— Все настоящие мачо любят сладкое!
Розовый язычок облизывает пухлые губки. Что это? Флирт? Соблазнение?
— Что вы можете предложить?
— Из сладкого? О-о, у нас большой ассортимент!
— Я весь внимание!
— Конфеты, шоколад, вафли, клубничка-а-а…
— Клубничка, говорите?
— Хочешь?
— А ты сомневаешься?
— Какие могут быть сомнения? — Она наконец поднимается. — Ой!
Поезд содрогается. Ловлю проводницу в охапку. Не удержавшись на ногах, валюсь на полку вместе с Натали. Пушкин, значит; арап в порыве страсти. Губы, руки; мягкое, влажное, доступное…
— Тебе восемнадцать есть? — шепчу я, когда получаю такую возможность.
— Паспорт показать?! — В голосе — обида.
— Не надо паспорт. Я на слово поверю.
— А если нет — тогда что?
— Тогда — статья, душечка. Мне.
— Небось в первый раз ты про возраст не спрашивал…
— Какой еще «первый раз»?!
— Забыл, Сержик? Ай-ай-ай, скверный мальчик… Девятнадцать лет назад. Тоже в поезде. Моя мама была на год старше, чем я сейчас.
— А ведь ты был женат.
— Не был! Мы только заявление подали…
Откуда она знает?!
— Значит, только заявление? До свадьбы — не считается? А после? Сколько раз не считается после свадьбы?! Как тебе результат, Сержик? Я лучше мамы? Ну, скажи, что лучше! Эй, ты куда?! Мы же только начали! Может, я тебе все наврала…
— Как кофе? Понравился?
Излом брови, добродушный прищур. Рафе бы еще бородку, и можно смело имя-отчество менять. На Владимира Ильича.
— Не распробовал.
Падаю напротив, отшибая зад. Моя стопка налита всклень. Жидкий янтарь колышется, играет масляными бликами. И ведь ни капли не проливается, что характерно. Ну, с богом! Плевать, что коньяк не пьют, как водку.
— Эдак вы и вкуса не распробуете! — смеется Рафаил Модестович. — Давайте-ка, Сереженька, я вам еще налью. Успокоились? Теперь с чувством, с толком, с расстановкой… Аромат обоняете? Во-о-от. — Он тянет это слово на манер Левы. — Пригубьте, покатайте во рту. Окажите уважение благородному напитку, тогда и он вас уважит. Впрочем, что это я вас учу? Вы и сами с усами…
Коньячок и впрямь хорош. Жаль, бутылка боком стоит, этикетку не разглядеть. Повернуть? — лень. Все лень. Только стопку и могу еще держать.
— А что
— Нет.
— Мудрое решение. Лишние нервы на пустом месте. Вот, закусите шоколадкой…
И правда, чего я распереживался? Ну, чуть не трахнул весёлую Натали. Так ведь не трахнул! Хватило силы воли! Врет, стерва вагонная, никакая она мне не дочь…
— Ай, молодца! Ай, умница! Не берите дурного в голову.
— Думаете?
— Наплевать и забыть. Суета сует…
— …и всяческая суета!
— Именно так, Сереженька. Радуйтесь жизни!
За окном мелькает грузная, мохнатая тень. Пока я поворачивал голову, тень исчезла. Лишь тьма, в
