взялись сопровождать тебя в Темный Приказ владыки Янь-вана, чтобы испросить для тебя снисхождения по поводу твоей безвременной кончины, а заодно… а заодно уладить и кое-какие свои дела.

– Вы так добры, дядюшка! Значит, я все-таки мертв?! Знаете, дядюшка Бао, а это, оказывается, не так страшно, как я себе представлял! Хотя я и раньше… – Чжун и сам не знал, что он хотел сказать, а посему запутался, застеснялся и на некоторое время снова умолк.

– А это кто… вместе с нами? – поинтересовался он шепотом после долгой паузы. – Мне кажется, дядюшка, что я их вроде бы знаю, но я не вполне уверен…

Несмотря на то, что Чжун говорил шепотом, даос прекрасно расслышал все сказанное покойным юношей.

– Это те несчастные, кто делил с тобой твое тело последний месяц, – бросил маг на ходу. – «Безумие Будды»… Как же! Если бы и впрямь было так, то все они были бы твоими собственными перерождениями, то есть разными жизнями одной и той же личности, и сейчас ты бы слился с ними и был един! А это – души совершенно других людей, случайно оказавшиеся в твоем теле. Слишком много жителей в одном доме, да еще таких склочных и неуживчивых – к чему дивиться, что дом не выдержал, рухнул и все оказались здесь?!

Пока даос говорил, все спутники судьи и мага внимательно слушали его, стараясь не пропустить ни слова. Даже женщины угомонились и перестали ругаться, что еще мгновение назад казалось невозможным. И после того как Железная Шапка умолк, они еще некоторое время продолжали путь в молчании, чему судья был весьма рад.

А потом перед ними внезапно открылась огромная присутственная зала, и времени на пустую болтовню не осталось. Вот тут-то судья Бао и понял, что наконец для них начались настоящие опасности, о которых совсем недавно говорил его друг Лань.

Они прибыли в Темный Приказ.

С первого взгляда адская канцелярия Фэньду не слишком отличалась от любой из канцелярий Нинго, в том числе и от судейского приказа, в котором не первый год служил достойный сянъигун. Столы, чернильницы с тушью, кипы бумаг с печатями и водяными знаками или без оных, полки с бесчисленными свитками, шуршание кисточек по бумаге, шуршание передаваемых документов, бирки на арест или дознание, спорящие между собой чиновники, опасливо жмущиеся в углу просители…

Только сейчас в роли просителей выступали они с Ланем и целой толпой душ, вывалившихся из расшестерившегося Чжуна, а в роли чиновников – соответственно…

Судья Бао и сам не первый год являлся чиновником, причем довольно высокого ранга. А посему был прекрасно осведомлен, как его коллеги зачастую обходятся с просителями, вынимая из них всю душу скрупулезным занудством и следованием букве закона; здешние же чиновники, похоже, могли вынуть душу в буквальном смысле, причем не прибегая к особым крючкотворским ухищрениям.

И впрямь:

Ближе всех, за невысоким потертым столом, украшенным по краю затейливой, но довольно-таки бестолковой резьбой, восседал черномазый черт племени лоча. Похож он был на здоровущего медведя, если бы не многочисленные рога и шипы, в изобилии торчавшие из его косматой головы в самых неожиданных местах. Чем-то эти украшения напоминали резьбу на столе. У черта-лоча было четыре глаза (видимо, на зависть безвременно сгинувшему привратнику): красный, желтый, зеленый и мутный – всеми этими четырьмя глазами он сейчас как раз уставился на непрошеных гостей.

Впрочем, несмотря на жуткий вид, выражение на шипасто-рогато-клыкастой морде черта читалось однозначно: «Ну вот, еще какие-то приперлись, и как раз перед самым обедом! Клянусь Владыкой Янь- ваном, до чего же вы мне все надоели!»

За соседним столом, по правую руку от черта-лоча, восседала совершенно невообразимая даже с перепою тварь, отдаленно похожая на шестилапую рыбу-переростка. Красивый серебристый цвет чешуи чиновной рыбы удивительно не гармонировал с рассыпанными по всему телу подслеповато-слезящимися глазками.

Все глазки на этот раз были одинаковы – неприятного грязно-бурого оттенка, с сильно насурьмленными ресницами.

Разнообразие рыбой не поощрялось.

Позади виднелось еще много всякого, а за самым дальним, самым огромным столом с инкрустациями из благородной яшмы и перламутра восседал, по-видимому, начальник этой канцелярии: благообразного вида демон с седой тигриной головой, в семиугольной шапке с твердыми полями. Адский булан[36] неторопливо перебирал лапой с покрытыми киноварью когтями лежавшие перед ним бумаги, время от времени макал тонкую барсучью кисточку в проломленный череп с тушью и выводил очередную резолюцию на документе, который, с его точки зрения, заслуживал внимания.

В позе, движениях и выражении скучающей тигриной морды демона-начальника было что-то настолько знакомое, что судья Бао всмотрелся повнимательнее.

И в следующее мгновение невольно улыбнулся: подобный вид иногда любил напускать на себя перед посетителями он сам, судья Бао из города Нинго, выездной следователь по прозвищу Драконова Печать!

– Назовите свои имена, включая молочные, дарованные, прозвища и клички; также из какой вы семьи, где жили, когда и какой смертью умерли, – скучным голосом проскрипела Серебряная Рыбка, явно в многотысячный раз повторяя заученную фразу. – Говорите внятно и по очереди, начиная с…

Тут рыба посмотрела на вновь прибывших всеми своими глазами, моргнула сотней век и на некоторое время умолкла, не в силах решить, с кого лучше начать.

Вот этой-то паузой и хотел воспользоваться Лань Даосин, видимо, чтобы повторить свою заранее подготовленную речь, произведшую столь неизгладимое впечатление на трехглазого демона-стража, но тут случилось то, чего не ожидал никто, включая и многомудрого даоса.

Притихшая было певичка, про которую все успели забыть, подскочила к моргающему рыбодемону и, ухватив его (ее?) за две передние лапы, заголосила:

– А, так вот из-за какой дряни вся эта пакость приключилась! В прошлой жизни всем мужикам угождала, никому не отказывала, ничего утонченного, окромя их «нефритовых стеблей», согни их и разогни в три погибели, не видела – и снова-здорово! Не успела в новое тело попасть, там уже эта старая жаба сидит! – яростный кивок в сторону надменной госпожи, тщетно пытавшейся сделать вид, что ее это не касается. – И добро б она одна! Целая шайка тут как тут! Разве ж это жизнь?! Я вас спрашиваю, судьи неправедные – жизнь это или издевательство над честной женщиной?! Да и той жизни всего месяц дали – и что, опять сюда?! Я тебя запомнила, рыба с глазами! Я тебя еще с прошлого раза запомнила! Все, с меня хватит! Делай теперь так, чтоб я родилась дочерью Сына Неба, и никак не меньше! Не то я потружусь во имя справедливости, я глазищи-то повыцарапаю, повыдергаю, на пол брошу и растопчу!.. я вас всех тут…

Поначалу несколько обескураженные маг и судья теперь с трудом сдерживали улыбки: выездной следователь уже начал сочувствовать рыбной демонице-чиновнику, а Лань Даосин прикидывал втихомолку, что эффект от неожиданной выходки певички, пожалуй, будет не хуже, чем от его речи, а то и лучше.

И действительно – глава приказа, тигроглавый демон в фиолетовой с золотом накидке, с золоченым поясом и в семиугольной шапке тонкого шелка[37] уже спешил к ним по проходу между столами.

– Как ты, ничтожная, смеешь приставать к добросовестному Син Тяню, чтобы оно дало тебе то, чего оно дать не в силах?! – строго осведомился адский булан, подходя к вновь прибывшим.

Это «оно», относящееся к рыбе, окончательно доконало судью и мага, единым взмахом стерев с их лиц возникшие было ухмылки.

– А кто мне обещал, что все мои страдания до самой маленькой капельки зачтутся мне в следующей жизни?! – нимало не смутившись, обернулась к старшему демону нахальная девица. – Вот он… то бишь оно и обещало! Еще и приставало, говорило: уступи, крошка, родишься в хорошем доме!

– Вот тебе и зачлось, – не удержалась нарядная госпожа, но певичка на этот раз не обратила на нее