громогласны, как «харли», но и воркующими голубицами их не назовешь.

Следы Джоунси окончательно исчезли, но Оуэн еще видел тропинку, отходившую от основной дороги и вьющуюся вдоль берега водохранилища.

Оуэн заглушил мотор.

— Генри, похоже, отсюда придется идти не…

И осекся. Он так усердно пялился в лобовое стекло, так боялся вновь слететь в кювет, что ни разу не обернулся назад и не взглянул в зеркальце заднего обзора. И поэтому оказался совершенно не готов к тому, что увидит. Потрясен и поражен.

Генри и Даддитс слились в том, что Оуэн посчитал последним объятием, прижавшись друг к другу щетинистыми щеками. Глаза закрыты, лица и куртки измазаны кровью. Дыхания не было слышно, и Оуэн решил, что оба умерли: Даддитс — от лейкемии, Генри — от сердечного приступа, вызванного переутомлением и невероятным, немыслимым, невыносимым тридцатичасовым стрессом. Он едва не вскрикнул, но тут веки чуть вздрогнули. У обоих.

Обнявшиеся. Забрызганные кровью. Но не мертвые. Спящие.

Спят и видят сны…

Оуэн хотел было окликнуть Генри, но раздумал. Генри отказался покинуть лагерь в Джефферсон- тракт и бросить заключенных на произвол судьбы, и хотя им это сошло с рук, но только по чистой случайности… офигительному везению или улыбке судьбы… если вы верите, что таковая бывает не только в телесериалах. Так или иначе, улизнуть незамеченным не удалось. На хвосте сидит Курц, вцепился, как бультерьер, и такого наверняка не случилось бы, не исчезни Оуэн и Генри потихоньку, под вой и свист бури.

Что ж, как ни крути, ничего не изменишь, подумал Оуэн, открывая дверцу машины и спрыгнув на землю. Откуда-то с севера, из белой пустоты снега, донесся крик орла, противно нудившего насчет погоды. Сзади, с юга, слышался приближающийся рев машины Курца, этого надоедливого психа. Из-за долбанного снега невозможно сказать точно, насколько он успел подобраться к ним. В такую погоду все звуки обманчивы, приглушены снегом. Он может находиться в двух милях отсюда, а может и гораздо ближе. И Фредди с ним, чертов Фредди, идеальный солдат, Дольф Лундгрен из ада.

Оуэн обошел машины, то и дело спотыкаясь, проклиная все на свете, и открыл кузов, надеясь найти автоматы, а может, и миномет. Никаких минометов, никаких гранат, зато нашлись четыре автоматические винтовки МП-5 и коробка с обоймами, в каждой по сто двадцать патронов.

Там, в лагере, он вел игру по правилам Генри, им, наверное, удалось спасти несколько жизней, но на этот раз будет так, как посчитает нужным он, видит Бог, если он еще не заплатил сполна за чертово блюдо Рейплоу, значит, придется так и ходить в должниках. С этим он проживет, но недолго, если повезет не ему, а Курцу.

Генри либо спит, либо в обмороке, либо соединился с умирающим другом в каком-то безумном, недоступном Оуэну слиянии сознаний. Пусть себе. Проснувшийся Генри, Генри бодрый и соображающий, наверняка попытается помешать тому, что должно случиться, что необходимо сделать, особенно если он прав относительно того, что Джоунси жив и скрывается где-то в глубинах разума, захваченного инопланетянином. Рука Оуэна не дрогнет… и поскольку телепатии конец, он не услышит Джоунси, молящего о пощаде, даже если он все еще там. «Глок» хорошее оружие, но недостаточно надежное.

МП-5 разорвет тело Гэри Джоунса в кровавые клочья.

Оуэн схватил ружье, рассовал по карманам три дополнительные обоймы. Курц совсем близко — близко, близко, близко.

Оуэн оглянулся, почти ожидая увидеть зеленовато-коричневую тушу второго «хамви», возникающую на Ист-стрит, одетым в камуфляж привидением, но дорога оставалась пуста. Хвала Иисусу, как сказал бы Курц.

Окна «хаммера» уже заволокло снегом, но Оуэн, семеня мимо громады грузовика, разглядел силуэты двух тел на заднем сиденье, по-прежнему сплетенных в объятиях.

— Прощайте, мальчики, — прошептал он. — Приятных сновидений.

Если повезет, они так и не проснутся, когда Курц и Фредди придут за ними и положат конец их существованию перед началом охоты на главную добычу.

Оуэн внезапно замер, поскользнулся и схватился за капот «хамви». Даддитс уже отработанный материал, но спасти Генри Девлина еще можно.

Нет! — вопила часть разума, когда он взялся за ручку задней дверцы. Нет, времени не осталось!

Но Оуэн решил рискнуть. Поставить на карту весь мир. Может, заплатить еще немного, в счет долга за блюдо Рейплоу, может, за то, что сделал вчера (эти голые серые фигурки, стоящие вокруг разбившегося корабля, с поднятыми руками, словно сдаваясь), возможно, просто ради Генри, сказавшего, что они герои, и мужественно пытавшегося исполнить свое предназначение.

Не сочувствие, к дьяволу, подумал он, открывая дверь. Нет, сэр, никакого сочувствия к мудаку.

Даддитс сидел ближе. Оуэн схватил его за воротник просторной куртки и дернул. Даддитс боком рухнул на сиденье. Кепка свалилась, открывая блестящий лысый череп. Генри, так и не отнявший рук от Даддитса, упал сверху и, не открывая глаз, тихо застонал. Оуэн наклонился и свирепо прошептал ему на ухо:

— Только не вставай. Ради Господа Бога, Генри, не вставай.

После чего он захлопнул дверцу, отступил шага на три и, прижав ствол к бедру, дал залп. Стекла «хамви» пошли трещинами, побелели и рассыпались. Гильзы запрыгали у ног Оуэна. Он снова подошел поближе и заглянул в дыру. Генри и Даддитс по-прежнему лежали неподвижно, засыпанные крошками стекла, залитые кровью Даддитса, и на первый взгляд казались самыми мертвыми из всех мертвецов, которых когда-либо видел Оуэн. Оставалось надеяться, что Курц не будет долго присматриваться. Слишком спешит. В любом случае Оуэн сделал все, что мог.

Услышав резкий металлический лязг, он ухмыльнулся. Теперь-то он точно знает, где Курц: у той промоины, где закончил свой путь «субару». Хорошо бы, Курц и Фредди влепились носом в зад гребаной развалюхи, но, к сожалению, звук был не настолько громким. Все же теперь ясно, где они. В миле от них, в целой миле. Не так плохо, как он думал.

— Полно времени, — буркнул Оуэн.

Это, конечно, верно в отношении Курца, но как насчет другой стороны? Где мистер Грей сейчас?

Держа винтовку за ремень, Оуэн пустился по тропе, ведущей к опоре № 12.

Мистер Грей открыл для себя еще одну неприятную человеческую эмоцию — панику. Он прошел весь этот путь: световые годы сквозь космос, сотни миль сквозь снег, чтобы в конце дороги его так бездарно подвели мышцы Джоунси, безнадежно ослабевшие, отказавшиеся функционировать. К тому же железная крышка оказалась тяжелее, чем он представлял.

В отчаянии он налег на лом так, что спина Джоунси, казалось, вот-вот переломится — и наконец был вознагражден узким ломтиком тьмы по краям ржавого железа. И скрежетом этого самого железа по бетону. Сдвинулась! На дюйм-другой, не больше, но сдвинулась!

Но тут поясницу Джоунси прихватило так, что мистер Грей, шатаясь, прижимая ладони к больному месту и скрипя зубами (благодаря своему иммунитету, Джоунси сохранил все до одного), отступил. Похоже, он в самом деле разваливается.

Лэд жалобно завизжал. Посмотрев на него, мистер Грей увидел, что тварь готова вырваться на волю. Хотя пес по-прежнему спал, брюхо раздулось до такой степени, что одна лапа неподвижно торчала в воздухе. Кожа внизу брюха натянулась, и казалось, вот-вот лопнет, вены быстро-быстро пульсировали. Из- под хвоста тянулась струйка крови.

Мистер Грей наградил злобным взглядом ни в чем не повинный лом, так и торчавший в крышке. В воображении Джоунси русская представлялась стройной красоткой с черными волосами и темными трагическими глазами. На самом же деле она наверняка была широкоплечей, плотной и мускулистой, иначе как бы…

Воздух разорвали выстрелы. В опасной близости. Слишком опасной. Мистер Грей, охнув, огляделся. Благодаря Джоунси частью его маски стала чисто человеческая коррозия сомнения. Впервые он осознал, что может потерпеть неудачу, да, неудачу, даже сейчас, когда цель так близка, что он слышит плеск воды,