Почувствовала, как кровь стучит в висках. Она слышала писк комаров у уха… но не только писк. Она слышала шуршание. Шуршание шин об асфальт. Очень далекое, но шуршание.

Триша заплакала.

– Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы мне это не прислышалось, – прошептала она. – Господи, пожалуйста, сделай…

И тут за ее спиной что-то затрещало. Нет, это не ветер. Кто-то продирался, сквозь лес, ломая ветки. Что-то упало, наверное, вывороченное с корнем маленькое деревце. Так мог вести себя только зверь, тот самый необычный зверь. Он многое ей позволил, не трогал ее, пока до спасения не остался лишь один шаг, он даже дал ей возможность услышать шум тропы, которую она так легкомысленно покинула. Он наблюдал, с каким трудом дался ей этот долгий путь через леса. Может, с удивлением, а где-то и с сочувствием, если только он знал, что такое сочувствие. А теперь решил поставить точку. Хватит смотреть, хватит ждать.

Медленно, с ужасом, но без страха, с чувством собственного достоинства, Триша повернулась, чтобы лицом к лицу встретить Бога Заблудившихся.

Он появился с левой стороны дороги, и Триша подумала: «И всего-то? Вот, значит, кто следил за мной». Взрослые мужчины в панике бросились бы бежать, увидев Ursus Americanus, здоровенного черного североамериканского медведя весом никак не меньше четырехсот фунтов, подминающего под себя последние кусты, которые отделяли его от хардпэна, но Триша-то ожидала увидеть не медведя, а ночное чудище.

К блестящему меху прилипли листья и репейники, он держал в руке (да, это была рука, во всяком случае, ее когтистый рудимент) обломок толстой ветви с ободранной корой. Этакий лесной скипетр. Он вышел на середину дороги, качаясь из стороны в сторону. Какие-то мгновения постоял, должно быть, привыкая к хардпэну, потом поднялся на задние лапы. Тут Триша поняла, что перед ней не медведь. Поняла, что верной была ее первая догадка. Она видела перед собой Бога Заблудившихся, пусть внешне он чем-то и напоминал медведя, и пришел он по ее душу.

Зверь буравил ее черными глазками, только это были не глаза, а глазницы. Он понюхал воздух, потом поднес сломанную ветку к пасти. Пасть раскрылась, обнажив два ряда огромных, запятнанных зеленью зубов. Он сунул в пасть свободный конец ветви. Совсем как ребенок, сосущий леденец на палочке, подумала Триша. Потом, намеренно, дабы показать Трише, с кем она имеет дело, он двинул челюстями, разгрызая ветвь надвое. Леса замерли в тишине, и ветвь хрустнула, словно кость. Такой же хруст разнесется по лесу, когда в пасти окажется не палка, а ее рука, поняла Триша. Когда Зверь откусит часть ее руки.

Он вытянул шею, его глазки блеснули, и Триша увидела, что туча мошкары вьется вокруг него точно так же, как она вилась вокруг нее. Его тень, длинная-предлинная в лучах утреннего солнца, едва не достигала ободранных кроссовок Триши. Разделяло их не больше шестидесяти футов.

Он пришел по ее душу.

Беги, воззвал Бог Заблудившихся. Беги от меня, беги к шоссе. Тело медведя медлительное, оно еще не пополнило запасов, затраченных во время долгой зимы, есть-то еще особо нечего. Беги. Может, я дарую тебе жизнь.

Да, бегу, подумала Триша, и тут же раздался ледяной голос наглой паршивки: «Ты не можешь бежать, сладенькая. Ты едва держишься на ногах».

Существо, похожее на медведя, стояло, не сводя с нее глаз, подрагивали уши, отгоняя кровососов, висевших над головой, поблескивала густая шерсть на боках. Укоротившийся обломок ветви он все держал в костистой руке. Челюсти медленно двигались, из пасти вываливались щепки. Некоторые падали на хардпэн, другие прилипали к морде. Из глаз что-то текло. В лужицах под ними шла своя жизнь: мокрецы, личинки мух и комаров и еще бог знает кто ворочались в этом живом супе, напомнив Трише о болоте, которое ей удалось пересечь.

Я убил лосенка. Я следил за тобой. Я очертил вокруг тебя круг. Беги от меня. Помолись своими ногами и, возможно, я дарую тебе жизнь.

Леса молчали, окутывая их запахом сочной зелени. Воздух, проходя в легкие Триши и обратно, скреб по воспаленному горлу. Существо, похожее на медведя, пренебрежительно взирало на нее с высоты семи футов. Его голова упиралась в небо, а когти держали землю. Триша пристально посмотрела на существо, снизу вверх, и поняла, что она должна сделать.

Довести игру до победного конца.

Том сказал ей, что у Бога вошло в привычку появляться на поле во второй половине девятого иннинга. В чем секрет удержания победного счета? Доказать, кто на поле лучший. Возможно, тебя и одолеют… но ты должен выложиться до предела.

Прежде всего, нужно замереть. Внешне превратиться в статую, а внутренне собрать все силы в единый кулак. Внушить себе, что тебя могут одолеть, но ты должен выложиться до предела. Чтобы потом с чистой совестью сказать себе: «Я сделал все, что мог».

– Ледяная вода, – вырвалось у Триши, и существо, которое стояло посреди дороги, склонило голову, напоминая огромную прислушивающуюся собаку. Триша подняла руку, повернула бейсболку козырьком вперед, надвинула на лоб. Так носил бейсболку Том Гордон. Затем развернула корпус так, чтобы грудь смотрела на правую обочину, и выдвинула вперед, левую ногу. При этом она не сводила взгляда с медвежьей морды, глаза ее не отрывались от глазниц Зверя, вокруг которых кружила мошкара.

«Развязка близка, – говорил в таких случаях Джо Кастильоне. – Советую всем застегнуть ремни безопасности».

– Иди, если уж пришел, – крикнула Триша медведю. Она сдернула «Уокмен» с пояса джинсов, оборвала провода. Вместе с наушниками они упали ей под ноги. Рука с «Уокменом» ушла за спину, и Триша начала вращать плейер пальцами, чтобы взяться поудобнее. – У меня в жилах ледяная вода, и я надеюсь, что ты замерзнешь от первого же куска. Иди, козел! Гребаный козел!

Существо-медведь отбросило палку, опустилось на все четыре лапы. Передней лапой заскребло по хардпэну, так разъяренный бык взрывает копытом землю, прежде чем броситься вперед, потом вразвалочку, но на удивление быстро двинулось к Трише. При первом же шаге уши прижались к черепу, а пасть приоткрылась. До Триши донеслось знакомое ей жужжание, не пчел, а ос. Существо приняло облик медведя, но истинной его сущностью было нутро. А внутри жужжали осы. Иначе и быть не могло. Она уже встречалась с Его представителем – осоголовым священником в черной сутане.

Беги, посоветовало ей существо, расстояние между ними стремительно сокращалось. Под шерстью ходили могучие мышцы. Когти оставляли на хардпэне глубокие царапины. Беги, это твой последний шанс.

Да только ее последним шансом было умение замереть, отключиться от всего постороннего.

Умение замереть и, возможно, хороший крученый бросок.

Триша сложила руки, подходя к границе круга. Плейер перестал быть плейером, он превратился в бейсбольный мяч. Здесь не было верующих Фенуэя, поднимающихся в едином порыве в Бостонской церкви бейсбола. Но она сумела замереть и сосредоточиться и теперь понимала, что чувствует Том Гордон стоя у границы круга в тишине ока тайфуна, где давление стремится к нулю, все звуки стихают и всем, кто находится на трибунах, остается только одно: пристегнуть ремни безопасности.

Подготовка к броску закончилась, и Триша почувствовала, как наливаются силой плечи. Пусть он ее съест, пусть одолеет. Но добровольно она не сдастся. Сделает все, чтобы довести игру до победы.

И уж конечно не побежит.

Существо остановилось перед ней. Вытянуло шею, потянувшись мордой к ее лицу, словно хотело поцеловать девочку. Глаз не было, только два круга, заполненные копошащимися насекомыми, личинками, червями. Они гудели, извивались, толкались, чтобы попасть в каналы, уходящие в мозг. Открылась пасть, и Триша увидела, что в горле полным-полно ос, налитых ядом, которые ползали по пережеванным щепкам и кишке олененка, которая служила существу языком. Дыхание его – зловоние болота. Она это увидела, память все зафиксировала, а потом Триша посмотрела на плечо медведя. Веритек подал сигнал. Скоро она бросит мяч, но пока не шевельнула и пальцем. По-прежнему стояла как статуя, хотя ее тело уже изготовилось к броску. Пусть бэттер ждет, гадает, когда же он будет, этот бросок, нервничает. Пусть задастся вопросом: а вдруг на этот раз крученого броска не будет?

Существо-медведь обнюхивало ее лицо. Насекомые вползали и выползали из ноздрей. Мошкара вилась